Подойдя к кровати, она опускается на колени, расстегивает на нем обувь и разувает его.
— Ты устал, — не подумав, произносит она.
— Весь день трудился в пекарне… — отвечает он.
Она продолжает его разувать. По крайней мере, он не такое чудовище, как те старые толстосумы из терм. При воспоминании о них у нее начинают гореть щеки. Все ее усилия принесли ей меньше денария. Если тот день ее чему-то и научил, то только тому, что богачи скупее бедняков. Амаре не верится, что ей хватало глупости думать, будто заведение, управляемое таким человеком, как Вибо, могло стать для нее путем к спасению.
Забираясь в кровать с Публием, она вспоминает, как договорилась о ссуде в форуме. Глядя, как Марцелла подписывает договор, она испытывала душевный подъем, нимало не омрачавшийся угрызениями совести. Она лежит покорно, как каменная, позволяя Публию себя целовать. Это она должна стараться доставить ему удовольствие, но он, похоже, не возражает. В ней вспыхивает гнев, вечно клокочущий в ее душе. Еще бы он возражал! Он должен радоваться, что ему вообще повезло к ней прикоснуться.
В ее ушах звучит голос Феликса: «Будь твоя воля, ты бы разорвала их всех на куски, правда?»
Но этот Публий, подручный пекаря, кажется неплохим человеком. Возможно, дома у него жена, семья. Готова ли она разорвать на куски его? Амаре даже не нужно задаваться этим вопросом. Она встает и опускает на своего запыхавшегося любовника мерцающий в оранжевом свете лампы взгляд. Если единственный путь к спасению требует работы с Феликсом, так тому и быть. Она пойдет на все.