Скрипнула дверь, Пахомов переступил порог кабака. Со света темно. Постоял у входа, подождал, пока глаза привыкают. Пропахло вчерашними щами, жаренным луком и хлебным вином. В кабаке еще пусто, лишь за длинным, рубленным из скобленного дерева столе, сидел единственный посетитель — мужик в одних портках и рубашке. Кудри смоляные, нечесаная борода. Лицо опухло, видимо, пил без просыпу. На столе перед ним пустой штоф и, тарелка с остатками каши. Напротив, за небольшим барьером скучает баба — кабатчица, мордастая, ядреная. Позади нее на полке — штофы хлебного вина, пузатые стеклянные кубки. В углу — еле теплятся лампады перед почерневшими ликами на иконах.
Мужик при виде Пахомова оживился, глянул на него оценивающим взглядом и расплылся в щербатой улыбке.
— Ходи сюда!
Несколько мгновений Пахомов колебался. В пустом кабаке вряд ли получится разжиться нужными сведениями, но уж слишком он проголодался. Истово омахнув себя двоеперстием, присел за единственную лавку напротив завсегдатая. Степенно кивнул кабатчице:
— Налей-ка щец и каши сыпни, да не скупись, полну миску. Изголодал, с утра не жравши.
Кабатчица, оценив платежеспособность посетителя, его небогатую, но справную одежду, мигом налила глиняную миску горячих щей. Поставила на стол вместе с кружкой с квасом перед приказчиком. Мужик слегка насупился и сглотнул слюну:
— Откуда пришел мил — человек? Как зовут, меня Фролом кличут! — поинтересовался мужик, дыхнув ядреным чесночным перегаром.
— Строгановский я, с Орла — городка идем с матушки Камы-реки, — нехотя процедил Пахомов, слегка сморщился и отвел взгляд в сторону. Сосед ему не глянулся, чересчур походил на кабацкого ярыжку[33], пропившего все, до последнего кафтана. Глазища у мужика черные, жгут приказчика насквозь.
Нехотя метнув новый взгляд на ярыжку, добавил:
— Старший приказчик я у батюшки Григория Дмитриевича, Иван Пахомов.
Больше не обращая внимания на собеседника, он взялся за ложку, неторопливо отхлебнул из тарелки, щи хороши, настоенные!
— Слушай, Иван Пахомов, налей штофик хлебного вина, а? Душа горит, Христом — богом заклинаю! — заканючил ярыжка.
— А твои деньги где? — между отправляемыми в рот ложками с горячим варевом, поинтересовался Пахомов. Сам он хлебного вина не употреблял.
— А кончились! — продолжая смотреть умоляющим взглядом на приказчика, развел руками пьянчужка.
— Пропил он все, как выгнали его хозяева наши. Околоточным он здесь служил. Так неделю уже пьет беспробудно, — бросила реплику кабатчица.
— Чтоб мы пили и гуляли и портки бы не спадали! — пропел слегка дребезжащим голосом пропойца и с надеждой уставился на Пахомова, — ну что нальешь?