— У меня нет времени для эстетских изысков. Да и какая «изюминка» может быть в батальной картине!.. Впрочем, это будет не чисто батальное полотно. Выбранный мною сюжет скорее относится к историческому жанру. Я решил обратиться к предмету, который хорошо знаю и люблю, — к донской истории!..
Малеева насторожилась.
— Какой именно период ты задумал взять?
— Эпоху Степана Разина. Разин — личность яркая и колоритная. В нем воплотилась вся сила народного гнева и народных чаяний…
— Такую тему ни за что не утвердят! — решительно заявила она. — Ты даже не представляешь, какая буря поднимется в совете, когда профессора услышат про Степана Разина. Ты должен взять другую тему!
— Тогда Емельян Пугачев!
К этой теме Греков присматривался давно, сделал даже эскиз: по коричнево-бурой степи в сопровождении казаков-сподвижников скачет Пугачев. Его лицо хмуро, как и сам вечер, опускающийся на землю. Мрачны и думы. Крестьянское воинство разбито, царские генералы проследуют его по пятам, а вчерашние боевые соратники готовят черную измену, надеясь ценой головы атамана спасти от плахи собственные головы.
— О каком Пугачеве может сейчас идти речь, когда реакция душит всякое свободное слово. Нужно реально смотреть на вещи. Пойми, решается твоя судьба! — настаивала на своем Малеева.
— Какой же выход ты предлагаешь?
— Приближается столетний юбилей Отечественной войны 1812 года. Вот где надо искать тему!.. Сколько выразительных сюжетов таят в себе Смоленское и Бородинское сражения, знаменитый пожар Москвы, бой под Красным, после которого Наполеон повернул на разоренную Смоленскую дорогу, наконец, разгром остатков французской армии на Березине! Да мне ли тебе объяснять!..
Девушке удалось его убедить.
Оставив незавершенным эскиз «Степан Разин», Греков с жаром принимается за поиски новой темы. Он скрупулезно штудирует историю войны 1812 года, воспоминания современников. Заново перечитывает роман Л. Н. Толстого «Война и мир».
— Нашел! — объявил он однажды Малеевой. — Речь идет о знаменитой атаке кавалергардов под Аустерлицем, из которой живыми-невредимыми вышли всего восемнадцать человек.
— Опять, значит, сеча, кровь! — поморщилась она.
— Никакой крови не будет. Я покажу начало атаки. Кавалеристы сошлись грудь о грудь, но занесенные клинки еще не опустились… Для меня главное — одухотворенность бойцов!
«Атака кавалергардов» не была даже начата. Выяснилось, что на эту же тему написал картину Николай Семенович Самокриш, сравнительно молодой, но уже известный баталист, несколько лет стажировавшийся в Париже в мастерской знаменитого Детайля.