Знаменщик и трубач (Заболотских) - страница 40

— А как же картина? — всполошилась она.

— Не получилась. Надо браться за другую.

— Берись. Времени у тебя предостаточно. Но для чего уезжать?

— По-настоящему я могу работать только дома…

Ранней весной 1911 года, так и не завершив «Казачий полк в Бородинском сражении», Греков выехал на Дон. Он спешил застать начало пахоты, тот момент, когда парные упряжки медлительных и неповоротливых волов тяжким плугом принимаются взламывать степную целину.

Все лето художник провел на хуторе, перемежая работу на этюдах в поле с работой в мастерской.

Сюжет новой конкурсной картины был совсем прост: по выжженному солнцем бугру, по прошлогодней стерне движутся в плугу две пары волов, тяжелое ярмо пригибает их головы к земле. Жарко. Душно. Но борозда ложится за бороздой.

Свою картину Греков замыслил как гимн труду. Так ее и писал, в мажорном ключе. Весь остаток лета он работал как одержимый.

В конце лета с готовой картиной художник вернулся в Петербург. В батальной мастерской «Волы в плугу» произвели сенсацию. Все хвалили экспозицию, внутреннюю экспрессию работы.

— Сильная вещь! — было единодушное мнение.

И все же, показывая картину Малеевой, вкусу которой он очень доверял, Греков нервно поеживался.

— Ну как? — прервал затянувшуюся паузу.

— Мне кажется, картина удалась.

— Можно было сделать и лучше, — облегченно перевел он дух, — но уж слишком много сил было отдано «Казакам в Бородинском сражении». Впрочем, в картине есть главное — настроение. Глядишь, «Волы» и вывезут — ведь они символ святого Луки, покровителя художников!

«Волы» вывезли. 1 ноября 1911 года совет профессоров присвоил Грекову звание классного художника, однако заграничной командировки лишил. Это решение было принято вопреки всякой логике, ведь как лучший ученик он получал в продолжение четырех лет стипендию имени Сокурова, его эскизы на академических конкурсах отмечались высокими наградами.

Итак, ученичество осталось позади. Греков вступил в самостоятельную творческую жизнь. Ему шел тридцатый год.

Илья Ефимович, бывший в те дни в Италии, прислал Дубовскому восторженное письмо:

«АХ, какая это вещь! Лучший пейзаж всей выставки, всемирной, римской! Вас, Николай Никанорович, я особенно поздравляю! Еще никогда Вы де были так великолепны и могущественны. Оригинальная, живая и красивейшая картина!»