Знаменщик и трубач (Заболотских) - страница 90
— По-вашему, главное — настроение! А как же тогда содержание? — с лукавинкой протянул Бубнов.
Греков встрепенулся: собеседник-то оказывается занятный. На вопрос ответил вопросом:
— Всякая картина имеет содержание, но далеко не всякая способна взволновать. А почему?
И сам же ответил:
— Да потому, что картина только тогда становится произведением искусства, когда она пропущена через себя. Неспроста о настоящем мастере говорят: «Его сердце трепещет на конце кисти». А это и есть… искренность, настроение!
— С подобной трактовкой «настроения» я сталкиваюсь впервые, — произнес Бубнов. — Но, пожалуй, согласен. Получается так, что вы говорите о пафосе вещи, об идейности… Что ж, в вашей картине «настроения» хоть отбавляй… Вон какие колоритные фигуры! Каждая западает в память… Вы, очевидно, участник тех событий?
— Нет. Все сделано «от себя». Но, конечно, все эти люди мне встречались. Кто в империалистическую войну, кто в гражданскую.
Плачевные условия, в которых трудился Греков да и многие московские живописцы, не могли не озаботить Бубнова. На ближайшей коллегии Наркомпроса он горячо говорил об необходимости бережного отношения к художникам. Но мастерских не хватало. Их просто неоткуда было взять. И все же выход нашелся. Художникам, работавшим над полотнами к выставке «XV лет Октября», предоставили пустующие залы в Музее народоведения на Воробьевых горах.
Переезд в новое помещение принес Грекову горькое разочарование — в светлом дворцовом зале картина потеряла половину своей колористической свежести. Кляня мешковский чердак, подстроивший такую каверзу, он стал грунтовать новый холст. Компенсируя потерю времени, одновременно «повел» и другую картину — «Тачанка. Выезд на позиции».
Зимний день короток. Дорожа каждой солнечной минуткой, художник приезжал на Воробьевы горы еще затемно. Чтобы не тратить времени на хождение в буфет, перекусывал в мастерской. Ровно в полдень привозила судки с обедом Антонида Леонидовна.
Однажды за трапезой она выложила ошеломляющую новость:
— На Моховой сдается дом с мастерскими для художников. Вот бы получить!
Мастерская — это жизнь! Уж как Греков не любил составлять казенные бумаги, но заявление написал. Для весомости Ворошилов сделал на нем внушительную приписку: «Художника Грекова знаю давно и хорошо. Просьбу его следует удовлетворить, если есть хоть какая-нибудь возможность. Художник Греков — один из самых больших баталистов и нам нужен для предстоящих работ. 3 марта 1933 года».
Заявление безнадежно запоздало — мастерские уже были разобраны. В виде компенсации Грекову выделили небольшую комнатку в Краснопрудненском тупике с видом на тыльную сторону трехэтажного дома. И это было что-то. После двухлетних скитаний по Москве у него появился свой угол.