— Новые картины будут, — пообещал он Горелову.
Возможность увидеть свои работы на персональной выставке необычайно воодушевила Грекова. Всю зиму 1933/34 года он работал как одержимый. Завершив одну картину, сразу же принимался за другую. Создавались «Бой у Карпово-Обрывской слободы», «Пленный», «Сталин и Ворошилов в окопах под Царицыном», «На пути к Царицыну», «Отряд Буденного в пешем строю отбивает атаку», «На другой день в станице Платовской».
— Никогда еще мне не работалось так легко, — с ноткой радостного удивления говорил он жене.
Антонина Леонидовна не на шутку опасалась, что больное сердце мужа не выдержит такой чудовищной нагрузки. И в то же время у нее в груди поднималась горячая волна гордости при виде длинного строя сохнущих полотен.
— Каким же из них ты намереваешься открыть экспозицию? — однажды задала она давно волновавший ее вопрос. — Наверное, более всего подойдет ночной пейзаж с конями?
Имелась в виду картина «На другой день в станице Платовской». Она изображала станицу: казачьи курени под снеговыми шапками, облитые лунным светом сугробы, лошадей у коновязи около небольшой хатки с призывно светящимся окном. Идиллия, да и только! Но знающему эта картина говорила очень многое. Той памятной ночью Буденный с небольшой группой в четырнадцать человек напал на станицу, где расположилось на ночлег несколько сот белых. В жестоком ночном бою с помощью вооруженных жителей белые были разбиты. Вот тогда-то и возник отряд Буденного.
Конечно, заманчиво было открыть персональную выставку новой картиной. Но художнику хотелось выдержать хронологический порядок, начать живописную летопись Первой Конной с самых ее истоков. А истоком была Шаблиевка.
— Пусть меня порицают, — сказал он, — но экспозицию откроет пейзажное полотно «Шаблиевка».
— Пожалуй, ты прав, — подумав, согласилась Антонина Леонидовна. — «Шаблиевка» — хорошая картина. А завершит, конечно, «Весна весной»?
Крошечный эскиз этой еще не написанной картины, показывающий Первую Конную в походной колонне, очень нравился ей. Нравился своей могучей динамикой.
— Возможно, — последовал уклончивый ответ. Уклончивый потому, что Греков знал: завершать экспозицию должны «Трубачи Первой Копной». Над этой вещью работа началась еще десять лет назад, в 1923 году. По дело не пошло. Спустя три года он снова вернулся к «Трубачам» — и опять неудача. Сохнущая у стены новая картина на эту же тему его не удовлетворяла…
В мучительных поисках решения «Трубачей» незаметно пролетела зима. Стучала редкая капель. Пахло сыростью. Часто запрокинув лицо в звездное небо и жадно вдыхая воздух, художник вспоминал Березовую. С волнением думал, что снег там уже сошел, и сейчас под мелким моросящим дождем в темной высоте с гортанными криками тянутся стаи перелетных птиц, возвращающихся к родным гнездовьям. Подставляя разгоряченную голову влажным порывам ветра, он брел по безлюдному тупичку — по проторенной тропинке своих одиноких прогулок.