Внимательно прислушавшись, Эмили различила поэтические строки, произнесенные нараспев на чистом, изящном тосканском наречии под аккомпанемент нескольких сельских инструментов:
О, нимфа! В тихий час ночной,
Когда волна послушна музыке иной,
Внемли призыву песни дружной
И из пещеры покажись жемчужной!
Венера встала в сумерках густых.
Луна явила лик среди небес пустых,
Желая осветить таинственный покой
И воздух напоить ночной росой.
Пусть голос твой, всех голосов чудесней,
Пустынный берег услаждает песней.
Летит по морю, тает в тишине,
А звезды отвечают в вышине.
О, нимфа! В тихий час ночной,
Когда волна послушна музыке иной,
Внемли призыву песни дружной
И из пещеры покажись жемчужной!
Хор стройно повторил последние слова, венок закачался на волнах, и звуки рассеялись в вечернем воздухе.
– Что это значит, Мадделина? – спросила Эмили, освобождаясь от волшебного воздействия музыки.
– Сегодня канун праздника, синьора, – ответила спутница, – и крестьяне развлекаются как могут.
– Но они пели о морской нимфе, – продолжила Эмили. – Как эти добрые люди могут думать о морской нимфе?
– Ах, синьора, – пояснила Мадделина, неправильно поняв причину ее удивления, – конечно, уже никто не верит в подобные обряды, но старинные песни рассказывают о них, и порой мы соблюдаем традиции и опускаем венки в море.
Эмили еще в детстве узнала, что Флоренция – колыбель литературы и искусства, но тот факт, что знание классических легенд распространено даже среди тосканских крестьян, вызвал не только удивление, но и восхищение. Ее внимание привлек пасторальный облик девушек: все они были одеты в очень короткие светло-зеленые платья с белыми шелковыми корсажами, широкими рукавами и множеством лент. Свободно спадавшие на плечи волосы были украшены цветами, а небольшая соломенная шляпка, надетая набок и слегка сдвинутая на затылок, придавала милой внешности игривую беззаботность. Завершив песню, некоторые из девушек подошли к Эмили и Мадделине, которую хорошо знали, и пригласили присесть, предложив виноград и финики.
Очарованная естественным благородством манер, Эмили с благодарностью приняла угощение, а вскоре, когда Бертран подошел и начал звать ее домой, один из крестьян поднял фляжку и пригласил того выпить. Перед таким искушением охранник не смог устоять.
– Пусть молодая синьора потанцует с нашими девушками, друг мой, – обратился к нему крестьянин, – а мы тем временем опустошим эту посудину. Танцы сейчас начнутся. Играйте, парни! Веселее играйте на своих тамбуринах и флейтах!
Музыканты взялись за инструменты, а молодежь образовала круг, к которому при другом настроении Эмили с готовностью присоединилась бы. Наблюдая за счастливым хороводом, она забыла о невзгодах и ощутила тихую радость. Однако, пока сидела в стороне от компании, слушала смягченные ветром звуки музыки и смотрела, как луна проливает серебряный свет на волны и окаймлявшие тосканский берег вершины деревьев, задумчивая меланхолия овладела ею с новой силой.