Любовь и грусть звучали в песне той,
Дышала в ней сердечная тоска;
Печальный вздох и бурной страсти зной
Слились в волшебном голосе певца!
Эмили заплакала от счастья и нежности, а когда музыка прервалась, восприняла это как знак скорого появления Валанкура. Действительно, не прошло и нескольких минут, как в коридоре раздались быстрые легкие шаги. От волнения Эмили с трудом держалась на ногах, но все-таки приоткрыла дверь и вышла, чтобы встретить любимого, а спустя миг оказалась в объятиях незнакомца. Да, и голос, и внешность – все свидетельствовало, что это не Валанкур. Эмили лишилась чувств.
Придя в себя, она увидела, что незнакомец поддерживает ее и с нежной тревогой вглядывается в ее лицо. Не имея сил ни спрашивать, ни отвечать, она со слезами освободилась из его объятий. На лице незнакомца отразились удивление и разочарование, и он обратился к Людовико за объяснением. Вместо него ответила Аннет.
– Ах, месье! – воскликнула она, заливаясь слезами. – Ах, месье! Вы не тот, кого мы ожидали увидеть. Вы не месье Валанкур! Людовико, как ты мог нас обмануть? Моя бедная госпожа никогда этого не переживет, никогда!
Невероятно взволнованный незнакомец попытался что-то возразить, но потом в отчаянии хлопнул себя по лбу и поспешно удалился в противоположный конец коридора.
Аннет вытерла слезы и обратилась к Людовико:
– А что, если есть и другой шевалье? Что, если месье Валанкур по-прежнему остается в темнице?
Эмили подняла голову.
– Нет, – ответил Людовико. – Если этот шевалье не месье Валанкур, то месье Валанкура никогда здесь не было. Если бы вы, месье, – обратился он к незнакомцу, – соизволили назвать свое имя, ошибки удалось бы избежать.
– Совершенно верно, – ответил незнакомец на ломаном итальянском языке. – Но мне чрезвычайно важно утаить свое имя от Монтони. Мадемуазель, – обратился он к Эмили уже по-французски, – позволите ли вы принести извинения за доставленные страдания и вам одной сообщить мое имя и вызвавшие ошибку обстоятельства? Я француз, ваш соотечественник, но встречаемся мы в чужой стране.
Эмили постаралась собраться с духом, однако сомневалась, стоит ли принимать объяснения. Затем, попросив Людовико подождать на лестнице, а Аннет оставив рядом, сказала, что, поскольку горничная почти не понимает по-итальянски, он может говорить на этом языке.
Отойдя в дальний конец коридора, незнакомец тяжело вздохнул и начал свой рассказ:
– Вы, мадемуазель, давно мне знакомы, хотя меня не знаете. Меня зовут Дюпон, и я из Франции, из вашей родной провинции Гасконь. Давно вами восхищен и – зачем скрывать? – в вас влюблен. – Он умолк, но вскоре продолжил: – Моя семья, мадемуазель, скорее всего вам известна: мы жили в нескольких милях от Ла-Валле, и иногда я имел счастье встречать вас во время прогулок. Не стану вас смущать, повторяя, как вы меня интересовали, как я любил бродить по тем местам, где вы часто бывали, как часто заходил в рыбацкую хижину и оплакивал судьбу, в то время не позволявшую мне открыть свою страсть. Не стану объяснять, каким образом я поддался искушению и стал обладателем неоценимого сокровища, которое отдал вашему посланнику, ожидая совсем другого исхода, чем тот, который получил. Думаю, мой рассказ не делает мне чести. Осмелюсь лишь молить о прощении и о возвращении портрета, который я так неосторожно отдал. Мое преступление стало моим же наказанием: украденный портрет только распалил мою страсть, терзающую меня до сих пор.