Закончив молитву, она передала портрет Эмили:
– Сохраните его. Я завещаю его вам, потому что он принадлежит вам по праву. Я часто замечала сходство между вами, но до сего дня оно ни разу не обращалось к моей совести так красноречиво и настойчиво! Подождите, сестра, не убирайте шкатулку. Я хочу показать еще одну миниатюру.
Эмили затрепетала от нетерпения, а настоятельница попыталась увести ее из кельи, пояснив:
– Агнес еще не в себе, сознание ее блуждает. В этом состоянии она говорит все, что угодно, вовсе не стесняясь возводить на себя самые ужасные обвинения.
Эмили, однако, нашла в поведении Агнес не только безумие: слова о маркизе и демонстрация портрета заинтересовали ее настолько, что она решила попытаться узнать как можно больше.
Монахиня вернула Агнес шкатулку, и та, открыв потайное отделение, достала еще одну миниатюру и обратилась к Эмили:
– Вот урок вашему тщеславию. Посмотрите на этот портрет и скажите, есть ли сходство между той, какой я была, и какой стала.
Эмили нетерпеливо взяла миниатюру, а взглянув, едва не выронила ее из дрожащих рук: на нее смотрела та сама синьора Лорентини, портрет которой она видела в замке Удольфо; та самая синьора Лорентини, которая таинственно исчезла и в чьем убийстве подозревали Монтони.
– Почему вы смотрите так сурово? – спросила Агнес, не понимая природы чувств Эмили.
– Мне уже доводилось видеть это лицо, – ответила Эмили. – Это действительно вы?
– Вы имеете полное право задать этот вопрос, – ответила сестра Агнес, – но когда-то все удивлялись сходству. Посмотрите на меня внимательно: вот что сделало чувство вины. Тогда я была чиста: низменные страсти еще не проснулись. Сестра! – произнесла она торжественно и холодной влажной рукой коснулась ладони Эмили, заставив ту вздрогнуть. – Сестра! Бойтесь первого проявления страстей. Если их не убить в зародыше, то уже не остановить! Неизвестно, куда они приведут! Возможно, к преступлениям, которые потом не удастся искупить годами молитв и раскаяния! Сила одной-единственной страсти способна заглушить все другие чувства и перекрыть им путь к сердцу. Завладев нами, подобно дьяволу, порочная страсть ведет к дьявольским поступкам, делая нас нечувствительными к жалости и укорам совести. А достигнув цели, так же дьявольски оставляет нас на волю тех чувств, которые собственной волей заглушила, но не уничтожила, тем самым подвергая жестоким пыткам сострадания и раскаяния. Освобождаясь от дурного сна, мы видим вокруг новый мир, смотрим в изумлении и ужасе, но преступление уже совершено, и никакие силы земли и неба не в силах его отменить. Призраки совести не способны летать! Что значит богатство, величие и даже телесное здоровье по сравнению с роскошью чистой совести и здоровья души! Разве бедность, разочарование, отчаяние могут сравниться с болью поверженного! Ах, как давно я знала эту роскошь! Я думала, что испытываю самую мучительную боль любви, ревности и отчаяния, но эта боль – ничто в сравнении с лютыми терзаниями совести. Я испытала то, что называют сладостью мести, но она оказалась мимолетной и исчезла вместе со своим объектом. Помните, сестра, что страсти – семена пороков, точно так же как и добродетелей. Все зависит от того, как их взращивать. Несчастны те, кто не познал искусства ими владеть!