Преодолев стеснение, месье Боннак согласился и пришел в гостеприимный дом, где любезность графа и живость Анри помогли развеять его мрачное настроение. Месье Боннак служил во французской армии; на вид ему можно было дать около пятидесяти лет. Высокий, хорошо сложенный, с прекрасными манерами, он был необыкновенно привлекательным: лицо, которое в молодости, наверное, выглядело на редкость красивым, сейчас несло печать меланхолии, казавшейся скорее следствием долгих страданий, чем характера или темперамента.
Разговор во время ужина требовал от него заметных усилий. Время от времени он не справлялся с чувствами и погружался в задумчивое молчание. Графу, однако, удавалось так деликатно и тактично вернуть гостя к действительности, что Эмили на миг показалось, будто она видит отца.
После ужина все рано разошлись по комнатам. В тишине спальни Эмили с новой силой пережила сцену в монастырской келье. То, что умирающая безумная монахиня оказалась синьорой Лорентини, которая вовсе не была убита Монтони, а сама совершила кровавое преступление, не только ее потрясло, но и привело в ужас. В то же время ее весьма заинтересовали намеки на замужество маркизы де Виллеруа и вопросы относительно рождения самой Эмили.
История сестры Агнес, ранее рассказанная сестрой Франсес, оказалась ошибочной. Судя по всему, она была придумана, чтобы надежно скрыть правду. Но более всего Эмили интересовали отношения маркизы де Виллеруа с отцом, а то, что отношения эти существовали, доказывали многие факты: горе Сен-Обера при упоминании имени маркизы, просьба быть похороненным рядом с ней и хранившийся среди тайных бумаг миниатюрный портрет. В какой-то момент Эмили подумала, что отец и был тем самым возлюбленным, которого маркизе пришлось оставить ради замужества, однако в то, что и впоследствии отец продолжал питать к ней нежные чувства, она не верила. Бумаги, которые он приказал уничтожить, должно быть, относились к этой связи. Эмили сильнее, чем когда-либо, захотела выяснить причину строгого запрета. Если бы она так беззаветно не верила в высокие принципы отца, то могла бы подумать, что ее рождение связано с тайной, заключенной в уничтоженных документах и постыдной для родителей.
Подобные размышления занимали ее до поздней ночи. Когда же наконец пришел тяжелый сон, он принес с собой образ умирающей монахини и вернул пережитый в келье ужас.
Следующим утром Эмили не смогла заставить себя встретиться с настоятельницей, а ближе к вечеру пришло известие о кончине сестры Агнес. Месье Боннак встретил сообщение с печалью, однако Эмили заметила, что сейчас он не выглядел настолько подавленным, как накануне вечером, когда вышел из кельи монахини, чья смерть, очевидно, стала для него менее страшной, чем исповедь, на которой он был призван присутствовать. Возможно, впрочем, что его несколько утешило оставленное покойной наследство, ибо семейство его было большим, а экстравагантное поведение некоторых родственников грозило суровым наказанием и даже тюремным заключением. Особенно беспокоили проблемы с законом любимого сына: именно эти переживания придавали его внешности интересный налет страдания. Месье Дюпону Боннак поведал, что в течение нескольких месяцев находился в заключении в одной из парижских тюрем без надежды на скорое освобождение и даже на встречу с женой. Супруга проводила время в деревне, напрасно пытаясь добиться помощи родных и друзей. Когда же ей все-таки удалось получить разрешение на встречу с супругом, постигшие страдания стали причиной нервных приступов, угрожавших ее жизни.