Сложно сказать, сыграла ли эта телеграмма свою роль, но в тот же вечер кайзер Вильгельм II в своем послании императору Австро-Венгрии Францу-Иосифу посоветовал ему «ограничиться в войне с Сербией захватом Белграда, после чего сразу начать с Сербией мирные переговоры».
Одновременно военный министр отдал приказ о возвращении войск из летних лагерей в районы постоянной дислокации и усилении охраны железных дорог. Был приведен в боеготовность и Флот Открытого моря.
Впрочем, существует и другая версия событий того дня. По ним, Вильгельм по каким-то непонятным причинам ознакомился с ответом Белграда с большим опозданием.
Он был неприятно удивлен ее железной логикой и примирительным тоном.
— Это вполне достойный ответ, — после долгого молчанья проговорил он. — Если бы я получил такую ноту, я бы на месте Вены счел себя вполне удовлетворенным…
Более того, кайзер посоветовал Вене ограничиться захватом Белграда, после чего сразу же начать с сербами мирные переговоры.
Однако совет кайзера запоздал, поскольку австрийы уже выставили на берегу Савы батареи и передали сербам о начале войны.
Если так оно и было на самом деле, то, что же тогда означали все заявления кайзера о том, что «надо кончать со славянской сволочью»?
Ведь если бы Вена ограничилась бы захватом только Белграда, то никакой войны, возможно, и не было бы. Поскольку именно Россия советовала Белграду «не противодействовать вооруженному вторжению на сербскую территорию, если таковое вторжение последует, и заявить, что Сербия уступает силе и вручает свою судьбу решению великих держав».
Непонятно и то, почему столь заинтересованный в развязывании войны кайзер получил ответную ноту Сербии только вечером 28 июля, то есть, через три дня после ее предъявления.
Все газеты наперебой комментировали ответ Белграда Вене, а самый заинтересованный в войне человек оставался в неведении целых три дня!
Более того, столь воинственно настроенный до этого момента кайзер по сути дела предлагал той самой Вене, которую всячески торопил с началом боевых действий, отказаться от полномасштабной войны.
Странно…
«Было ли это настроение глубоко и прочно, — писал по этому поводу Сазонов, — я не знаю.
Можно в этом усомниться. У людей впечатлительных и поверхностных, как Вильгельм II, настроения нередко переживают тот момент, под влиянием которого они зарождаются.
По крайней мере, мы больше ничего не слышали о каких-либо серьезных попытках кайзера употребить свое личное влияние в Австрии на пользу мира.
Те старания, о которых он упоминал в своих телеграммах к Государю, были лишены всякого значения, и на них надо смотреть просто как на риторический прием.