Положение министра иностранных дел осложнилось.
Россия и Франция настаивали на недвусмысленном ответе, желая знать, поможет ли им Англия в надвигающейся войне.
Чиновники министерства иностранных дел и Генеральный штаб торопили министра с принятием окончательного решения, а группа Морлея, наоборот, требовала мира с Германией.
Дискуссии продолжалась ежедневно.
Соотношение сил в правительстве заставляло Грея соблюдать осторожность.
Ему надо было, по выражению Бенкендорфа, повлиять на «медлительное сознание» англичан и переубедить своих коллег по кабинету.
Как это нередко бывает, Грею помогала сама германская дипломатия, проявив необузданность своих требований.
Как мы помним, 29 июля Грей заявил германскому послу, что Англия не останется безучастной в случае нападения Германии на Францию.
Это заявление произвело в Берлине шок. Вместо войны только против России и Франции немцам теперь предстояло воевать и против Англии, полностью господствовавшей на море и имевшей за счет обширных колоний практически неограниченные людские и сырьевые ресурсы.
Вдобавок к этому воевать на стороне Центральных держав отказалась и участница Тройственного союза Италия.
После оказавшегося столь неожиданным для Берлина заявления Грея о том, что в случае войны с Францией Британия не останется в стороне, в Берлине прекрасно понимали, что Германия начинала войну при неблагоприятных для себя международных условиях.
Вот тогда-то в Берлине и начали поговаривать о том, что Англия могла бы чисто гипотетически, выступить посредницей в балканском конфликте, и призвали Вену ограничиться лишь занятием Белграда в качестве залога на будущих переговорах.
Ход событий, однако, остановить уже было невозможно.
Запущенный политиками военный маховик набирал обороты и грозил смять любого, оказавшегося у него на пути.
Но, как не сложно догадаться, между пусть и серьезным, но все же предупреждением и объявлением войны лежит дистанция огромного размера.
Однако буквально каждый следующий час стремительно сокращала эту самую дистнацию.
Уже 29 июля Черчилль спросил Грея, содействовал ли бы его дипломатическим усилиям приказ о сосредоточении британского флота.
Грей обрадовался и попросил сделать заявление о приведении английского флота в состояние боевой готовности как можно скорее: такое предупреждение подействует на Германию и Австрию.
«Мы надеялись, — говорилось в его служебной записке, обнародованной после войны, — что германский император поймет значение демонстративных действий английского флота».
Лондонская «Таймс» одобрила заявление первого лорда адмиралтейства, как «адекватным образом выражающее наши намерения показать свою готовность к любому повороту событий».