В нашем городке Виттлихе первые «коричневые рубашки» появлялись робко. Люди, носившие их, были немногочисленны, но время от времени устраивали пропагандистские марши через город. Население, не знакомое ни с нищетой, ни с политическими страстями, беспрепятственно занимавшееся своими делами, в большинстве своем продолжало голосовать за демократические партии. Оно смотрело на этих людей с любопытством. Конечно, гитлеровские лозунги, враждебные победителям и Версальскому договору, производили определенный эффект во время оккупации. Но она закончилась, и надо было жить дальше, косить траву, жать хлеб, собирать виноград.
Впрочем, если посмотреть на другой берег Рейна, на крупные города, выстроившиеся вдоль берега реки от Франкфурта до Рура и дальше, вплоть до далекого Берлина, становилось очевидно, что что-то готовится.
Ситуация делалась угрожающе взрывоопасной. Газеты были полны рассказов об уличных сражениях между гитлеровцами и коммунистами, в первую очередь в Берлине. Тон на политических дискуссиях становился все более и более резким. Постоянно росло число безработных. Я очень хорошо помню серьезные лица родителей, когда они обсуждали положение в стране. Гром по ту сторону Рейна гремел все громче. Он нарушал даже покой моего маленького мира лугов и лесов, по которому я без устали бродил в поисках мишеней для моего маленького карабина «флауберт», полученного в подарок на Рождество 1932 года.
Одним из наших соседей был Карл фон Шуберт, бывший статс-секретарь при Штреземане[24]. В то время он еще был послом в Риме и оставался на этом посту вплоть до момента, когда его сняли нацисты. Лето он проводил в своем прекрасном имении Грюнгауз, совсем рядом с Триром, где производится одно из лучших мозельских вин. Он сохранил в Берлине роскошную квартиру на Курфюрстендамм, чтобы не терять контакта с политическими и деловыми кругами столицы. Состоя в родстве с семьей промышленников Браун фон Штумм, он имел интересы в Сааре и поддерживал постоянные связи с французскими деловыми кругами.
Человек, прекрасно образованный и широко эрудированный, он находился в самой гуще дипломатической деятельности Веймарской республики. Он досконально знал историю договоров, подведших итог Великой войны, и их влияние на внутреннюю политику Германии. Он был настроен очень пессимистично относительно развития ситуации в Германии и в Европе. Он лучше многих знал, что национал-социалистическое правительство в Берлине будет означать конец политики сдержек и противовесов и – главное! – добрососедским отношениям с Францией, восстановлению которых он способствовал многие годы, находясь рядом со Штреземаном. Впрочем, это не помешало ему, горячо поприветствовав в августе 1945 года нескольких английских офицеров, навестивших его в его мозельском имении, отпустить несколько язвительных замечаний в адрес французов.