Я был уже не на этом свете. Я тихо покачивался на волнах большого и спокойного моря бессознательного, где-то между жизнью и смертью. Должно быть, многие из бедолаг, погибших на войне страшной смертью (вид у меня был жуткий, как позднее мне расскажет Горн), умерли так, без боли и сожалений.
Но смерть не захотела меня забрать. Через тридцать шесть часов я пришел в себя. Я лежал на куче соломы в палатке, затерянной в огромной России, которой я, неосознанно, уже сказал «прощай». Моя голова была обмотана тюрбаном из бинтов. Меня мучила назойливая боль, источник которой я не мог установить.
Для меня Русская кампания закончилась.
Два года, почти день в день, прошли с того момента, как под Большой Верейкой русский танкист поставил громкую точку в моих военных походах по его стране. В течение девяти месяцев в трех госпиталях последовательно врачи ставили мне на место челюсть, закрывали большую дыру под правым ухом и учили пользоваться оставшимися зубами, чтобы пережевывать пищу. Девять месяцев боли и безделья для молодого человека, который до того вел весьма активную жизнь. Меня провезли через весь рейх: из Люблина в Польше, где мою изуродованную физиономию оперировали тринадцать раз, до Меца во Франции, где я впервые решился улыбнуться на улице хорошенькой лотаринженке (хотя на меня было страшно смотреть). Наконец я оказался в Бад-Эмсе, на Лане, ставшем знаменитым после депеши Бисмарка[47].
Там я узнал по радио о печальном финале нашей 6-й армии в руинах Сталинграда. У меня было много времени для размышлений. Узкий мирок фронтовика внезапно расширился и охватил весь мир. Мир, который сильно изменился с того момента, как я в праздничном настроении отправился завоевывать Россию. Было очевидно, что Германия уже не сможет выиграть войну. Оставалось лишь узнать, как долго еще будет продолжаться этот кошмар и каким образом народ свергнет режим. В Спортпаласте Геббельс призвал к тотальной войне под овации собранных там клакеров. Увы! Тотальную войну вели не мы, а союзники. Их бомбардировки обращали в пыль наши города, один за другим. На Востоке наши армии беспорядочно откатывались к границе рейха. И никакой их героизм не мог противостоять все возрастающему превосходству разъяренных русских, опьяненных своими победами. Мой брат Клеменс получил сначала Рыцарский крест, затем дубовые листья к нему. Он командовал батальоном танков «Тигр», самой мощной боевой машины, выпускавшейся нашими заводами, был пять раз ранен, и в теле его железа было не меньше, чем на его шее