Философский постгуманизм (Феррандо) - страница 122

По мнению Линд аф Хэджби и Шартау, порядок проведения научного исследования нельзя отделить от полученных результатов. Этот подход вполне созвучен и постгуманизму как праксису, в котором постчеловеческая методология должна быть приведена в соответствие его онто-эпистемологическим интенциям [Ferrando, 2012].

В чем заключаются явные и неявные посылки эксперимента над лягушкой? Специстские предпосылки становятся очевидны благодаря языку, используемому в статье. Как остроумно подчеркнула Кэтрин Хейлз[321], «чтобы производить научное знание… мозг лягушки перестал быть собственностью самой лягушки» [Hayles, 1999, p. 134], и символом этого стало языковое решение авторов, которые не использовали притяжательные местоимения и называли «мозг лягушки просто “мозгом”» [Ibid.]. Прежде всего, мы должны отметить, что наш текстуальный анализ не нужно понимать как прямую критику Леттвина и его соавторов, но скорее как постгуманистическое приглашение к всеобъемлющей оценке статьи, всех ее смыслов, как явных, так и неявных. В статье «Что сообщает глаз лягушки мозгу лягушки» описание лягушки дается уже в первом абзаце, причем с точки зрения, которая не является гендерно-нейтральной[322], но является антропоцентрической. Вот как начинается статья: «Лягушка охотится на суще при помощи зрения. Она спасается от врагов главным образом благодаря тому, что видит их. Ее (his) глаза не могут двигаться так, как наши» [Леттвин и др., 1963, c. 211]. Лягушка, которая по-английски в статье обозначается как «он» (he)[323], в эпистемологическом плане представляется с точки зрения антропоцентрического дуализма: «наши» – значит человеческие глаза, тогда как глаз лягушки неявно становится глазом «другого». За такими посылками следуют пронизывающие весь текст гуманистические идеи, согласно которым некоторые способы восприятия «реальности» объективнее других[324]. Матурана позже понял, что в самой структуре эксперимента над лягушкой были определенные противоречия, и заявил: «Эпистемология, управлявшая нашим мышлением и текстами, представляла собой эпистемологию объективной реальности, независимой от наблюдателя» [Maturana, Varela, 1980 (1972), p. XIV]. Обратите внимание на то, что в случае эксперимента над лягушкой наблюдатели были еще и авторами статьи, поэтому неявные предубеждения были раскрыты в самом стиле их письма. Позже Матурана и Варела поставили вопрос прямо: как конструируется знание? Они пришли к эпистемологическому выводу, что «Никакое описание абсолютной реальности невозможно» [Ibid., p. 121]