В чем различие между метафорой ризомы и метафорой мультиверсума? Хотя ризому и можно считать важным прецедентом постчеловеческого подхода к мультиверсуму, в философском плане они не равны друг другу. Например, с точки зрения Делеза и Гваттари, ризома не поддерживает наличие структуры. Они утверждают: «Наверняка они [линии] не имеют ничего общего со структурой, которая всегда была оккупирована только точками и позициями, древовидными разветвлениями, и которая всегда закрывала систему именно для того, чтобы помешать ускользанию» [Делез, Гваттари, 2010, c. 334]. Постчеловеческий универсум не обязательно исключает со-присутствие той или иной структуры, но толкует ее в процессуально-онтологическом, а не иерархическом ключе. Например, мы можем подумать о материальной возможности взаимопроникаемых измерений[415], образованных квантовыми струнами, и тогда особый спектр вибраций, допускающий когерентность каждого измерения, может считаться определенным типом вибрационный структуры, пусть он и не является окончательным или базовым. Подобные вибрации, согласно теории струн, образованы струнами (которые сами образованы ими), так что сама вибрационная структура – это способ становления: структура – это то, что составляется структурой, без разделения одного и другого. В плане теории философская постгуманистическая онтология может рассматриваться в качестве плюралистического монизма или монистического плюрализма.
Что представляют собой люди в таком постгуманистическом мультиверсуме? Люди и любые иные манифестации бытия в рамках мультиверсума переосмысляются благодаря ризоме, а потому могут считаться узлами становления в определенной материальной сети; подобные становления действуют как техники мультиверсума, как модусы раскрытия потаенного, если вернуться к Хайдеггеру, что позволяет дать новую интерпретацию онтологическим и экзистенциальным смыслам технологии как таковой. Технологии себя также важны здесь, и их можно связать с линиями, которые мы изобретаем, если подойти теперь к Делезу и Гваттари со стороны Фуко[416]. Подобные технологии становятся особенно значимы при постулировании постчеловеческой нормативной этики и прагматики, которые в рамках постчеловеческого мультиверсума нельзя отделить от онтологии. На определенном уровне мы уже говорим в категориях этики, когда так или иначе мыслим человечество (и, в целом, бытие) в качестве материальной сети: то, как мы живем в этом измерении, что едим, что думаем и как себя ведем, с кем вступаем в отношения, – все это создает часть сети, определяющей то, кто мы такие и что мы такое; это не бестелесная сеть, а материальная, а ее агенты не ограничиваются политическими, социальными и биологическими царствами человеческого. В подобной схеме мультиверсум может пониматься не только как онтология, но также как путь само-раскрытия, появляющийся тогда, когда самость признается в качестве множества внутренних других, в конечном счете превращаясь в реляционную интра-активность онтических манифестаций, что согласуется с представлениями Барад. Признание самости в подобной широкой сети многомерного масштаба влечет определенные этические, социальные и политические следствия, не говоря уже об экзистенциальных. Чтобы лучше понять этот момент, дадим волю воображению. Представим, что однажды вы поняли, что каждое ваше действие, каждая мысль, которая хоть раз у вас промелькнула, каждая мечта, каждое слово, произнесенное вами, – все они так или иначе повлияли на материализацию бытия в мультиверсуме. В свете этого мысленного эксперимента можно поставить вопрос: