Психологически Ганя оставался еще совсем ребенком. В поисках способов его социализации я рассчитывал на шахматы – отчасти потому, что сам не играл в турнирах со студенческих времен, а тут как раз вроде бы появились время и возможности. Но особенно мне хотелось втянуть в это дело Ганю. Пока моя мама была жива, она продолжала заниматься с ним по скайпу, и довольно быстро он дорос до уровня, чтобы иногда обыгрывать Ивана, для которого это оказалось неприятным сюрпризом.
Пора было найти место, где оба мальчика могли бы поиграть с мальтийскими шахматистами. Не так быстро, как я хотел, но мы все же выяснили, в каких кафе собираются местные любители, и начали примерно раз в неделю ходить туда играть в блиц. Ваня, который уже обзавелся собственными приятелями, относился к этому с прохладцей, зато Ганя быстро пристрастился к новому ритуалу. Он особенно сдружился с Марселем, крепким лысым стариком, который, если проигрывал Гане, то считал своим долгом купить ему сок. Случалось это не то чтобы часто, но и не так уж редко, борьба шла по-честному. Еще через пару месяцев мы добрались до клуба Мальтийской шахматной федерации и начали играть в официальных соревнованиях. Я с перепугу выиграл чемпионат страны по блицу, и наше семейство завоевало авторитет в мальтийском шахматном сообществе.
Мы познакомились с одним из главных мальтийских шахматных организаторов, Кларенсом. Его сын Оушен, на пару лет моложе Гани, тоже учился в Newark school, у него были похожие проблемы и на уроки он ходил тоже с тьютором. Кларенс с восхищением отзывался о советской шахматной школе и один раз совершенно потряс меня, сказав, что планирует сдать свою квартиру на год и на эти деньги уехать пожить – тут он мечтательно вздохнул и томно прикрыл глаза – в Новосибирске. Заметив мое изумление, он объяснил, что когда-то уже был там по обмену, несколько месяцев преподавал английский язык в Академгородке, и именно там познакомился со своей будущей женой, студенткой из Монголии. Позже они действительно уехали с Мальты – правда, не в Новосибирск, а в Таиланд, – и чуть не уговорили нас присоединиться к ним. Во всяком случае, мы серьезно изучали эту возможность и даже вступили в переписку с тайскими частными школами на предмет поступления туда детей.
Когда мы встречались с Кларенсом, Ганя мог поиграть с Оушеном в шахматы или в какую-нибудь компьютерную стрелялку, но дальше этого общение не развивалось. В этом смысле ему интереснее было со взрослыми – такими, как Марсель. Они признавали в нем равного соперника, и это придавало мальчику уверенности в себе. С этой целью Игнат какое-то время носил шахматы с собой в школу, но там, кроме Вани и Оушена, у него не было достойных противников, а ему, конечно, больше всего хотелось самоутвердиться в своем классе. Ганя предлагал поучиться у него девочке, которая ему нравилась, ассистенту и учительнице, но все они не выдержали и двух уроков.