Динамитный завод в Полиле простаивал, закрытый под влиянием монополии на взрывчатые вещества, введенной во Франции после Парижской коммуны. Первое время Нобель и Барб потихоньку продолжали производить свой динамит, но вскоре политика ужесточилась, и всю их продукцию изъяли. Оставался только один путь: побороть монополию.
Опытный лоббист Поль Барб тут же взялся за дело. У него имелся прямой выход на власть: Леон Гамбетта и его умеренные республиканцы. Раз за разом Альфред рассказывал в своих письмах, как они с Барбом уговорили «своих друзей из числа депутатов» внести в Национальное собрание различные предложения. Само собой, у Барба сохранился договор, который заключил с ним Гамбетта в военные дни 1870 года. Теперь, напомнив о нем, Барб потребовал от французского правительства возмещения потерь, очевидно, при поддержке Гамбетты. «Позавчера влиятельный депутат угрожал министру вынести вопрос на обсуждение в палату, если они не урегулируют дела с нами, – писал Альфред Роберту. – Но Тьер – крепкий орешек».
В начале марта 1873 года Альфред добился личной аудиенции у президента Тьера, и вскоре после этой встречи правительство решило заново поднять вопрос: не стоит ли рассматривать вопрос о динамите отдельно. Была создана парламентская комиссия для изучения возможности сделать исключение из монополии. Именно такой возможности и поджидал Барб. Вскоре председатель комиссии получил предложение, от которого он не смог отказаться. Если Нобель и Барб получат разрешение, председатель бесплатно получит акции на сумму в 100 000 франков в созданном ими новом акционерном обществе. Еще в 1873 году контракт между ними был подписан. Легко догадаться, что его держали в строгой тайне>11.
Французская бюрократия, которая, по словам Альфреда, была в тысячу раз хуже российской, продолжала пережевывать это дело еще несколько лет. Но с такой «морковкой» все уже свершилось, мы можем предположить, что в этом Барб заверил своего шведского компаньона. Альфред Нобель никогда не комментировал принятое им в тот момент важнейшее решение. При тех обстоятельствах оно наверняка показалось ему естественным. Летом 1873-го он решил купить себе дом, и не где-нибудь, а в Париже.
* * *
С тех пор как Альфред в начале 1850-х годов изучал в Париже химию, с городом произошло крупнейшее в истории преображение. Во время своих постоянных визитов он постепенно привыкал к новому, почти завершенному современному облику Парижа, перестроенного под руководством префекта и главного градостроителя Жоржа-Эжена Османа. Узкие грязные улочки сменились широкими проспектами, тьма и вонючие сточные канавы – светом и современной системой канализации. Тротуары в обновленном Париже оказались шире, чем ранее целые улицы, здесь нашлось пространство как для деревьев, так и для многочисленных кафе и неиссякаемого потока людей. И небо вдруг можно было увидеть, даже стоя на улице. Гармоничные фасады из известняка Османа с очень подходящими им «французскими балконами» порой купались в солнечных лучах, и отраженный стеклами солнечный свет слепил глаза парижанам.