Несмотря на жару, любопытные паломники приходили на Марсово поле, чтобы посмотреть на рождение чуда, восхищаться тонкой работой с «паутиной» из железа. Альфред Нобель никак не комментировал строительство башни, однако мы можем быть уверены, что он не раз проезжал мимо в своем экипаже. Ему нравилось совершать «прогулки» по Парижу в своей коляске, а место, где строилась башня, находилось всего в нескольких минутах езды от авеню Малакофф. В июне опоры были соединены первой платформой, а к концу лета предполагалось завершить и вторую. Оставалось лишь возвести 185-метровую грациозно сужающуюся башню.
Когда девять месяцев спустя состоялось открытие башни, ее уже величали самым грандиозным строением современности. Эйфелеву башню стали называть триумфом просвещения, гуманизма, республики, демократии и, разумеется, науки. В первую очередь науки>1.
Между тем Гюстава Эйфеля только что пригласили участвовать в другом масштабном французском начинании – строительстве канала через Панаму, который свяжет Атлантический океан с Тихим. Там, на строительстве Панамского канала, пересекутся пути двух ровесников, инженеров Нобеля и Эйфеля. Альфред Нобель (вернее, его французская динамитная компания) только что оказался вовлечен в это неоднозначное предприятие.
Главным подрядчиком стал Фердинанд де Лессепс. Во Франции во время работы над Суэцким каналом в 1860-е годы он стал национальным героем, однако в Панаме он все время сталкивался с трудностями. Рабочие умирали от маляриии и желтой лихорадки. Кроме того, постаревший Лессепс сильно недооценил особенности почвы. Огромные массы земли и скалистой породы предстояло сровнять и взорвать. Деньги утекали, время тоже. Лессепс, пообещавший финансистам, что канал будет готов в 1888 году, оказался в затруднительном положении.
Привлечение к делу знаменитого Эйфеля стало одной надеждой на спасение, динамит – другой. Строго говоря, строители Панамского канала с успехом могли закупить необходимые взрывчатые вещества в США. То, что неприятности подошли настолько близко к Альфреду Нобелю, объяснялось участием его компаньона Поля Барба. Летом 1888 года Альфред даже не подозревал, насколько далеко за границы общепринятой морали зашел Барб. У Альфреда хватало других забот.
* * *
Часы показывали два часа ночи, когда это случилось. Дело было в середине июля, в самый разгар летнего зноя. Альфред Нобель лежал, обливаясь по́том, в своей постели в гостиничном номере в Вене, и поначалу даже не понял, что происходит.
Ему нравилась Вена – город прекрасных барочных фасадов и благоухающих цветами эспланад величественной Рингштрассе. То, что теперь он был здесь нечастым гостем, объяснялось только слухами. Альфред даже не скрывал: он нанял частного детектива, чтобы узнать, распространялись ли дальше отвратительные слухи. «Меня радует возможность сказать, что в Париже никто не говорит о Тебе ни одного худого слова», – писал он Софи Хесс. Его наверняка так и тянуло добавить: «До поры до времени».