.
Альфред осознавал, что его готовностью помочь нередко злоупотребляют. Иногда он испытывал потребность объясниться. «Из трех шведов, приезжающих в Париж, в среднем двое считают, что зря потратили время, если не попытались заставить меня раскошелиться ради себя или других. Из этого я делаю вывод, что они либо держат меня за фальшивомонетчика, либо считают, что моя добрая воля имеет оттенок глупости. Последнее предположение, вероятно, не совсем необоснованно, однако не мешает мне притормозить, ибо злоупотребление достигло определенного уровня и начинает угрожать мне самому, а поскольку сам я ненавижу полумеры, то торможу в полную силу. По прошествии некоторого времени, когда мой кошелек вновь наполнится, а желчь изольется, я снова стану добреньким и буду стараться залечить истинные и надуманные раны в чужом бюджете, писал он в ответе одному из таких просителей в 1888 году>11.
Альфред прекрасно понимал, что финансовая поддержка всегда связана с ответственностью. Многие письма просителей касались поддержки шведских художественных талантов – то скульптора, то певицы, которые, мечтая об успехе в Париже, наобум отправились туда, а теперь оказались без средств к существованию. Если он начинал их поддерживать, они воспринимали это как подтверждение того, что правильно выбрали жизненный путь. Несколькими годами ранее он совершил ошибку, выплачивая стипендию некой фрёкен Бакман – «аристократке искусства». Слишком поздно он понял, что голос у нее отнюдь не выдающийся и семья давно стремится всеми способами вернуть ее домой. Фрёкен Бакман напрасно тратила время в Париже, а он этому способствовал.
Такие случаи призывали к сдержанности. Позднее он, по его собственному выражению, старался «не способствовать заблуждению лишенных таланта». Поэтому он завел себе привычку для начала узнавать, действительно ли уникальные способности получили высокую оценку других. В минуты мрачного состояния духа он мог заявить с болезненной прямотой: «Спаси меня Бог от всех этих пиявок, которые видят свои данные через увеличительное стекло себялюбия»>12.
Но достаточно часто он шел навстречу. Не только ближайшие родственники ощущали на себе его щедрость. Благодарственные письма текли рекой: от вдовы из Тросы, из детской больницы в Стокгольме, из женского приюта в Вене и много-много других. «С искренней благодарностью от бедняков и от меня лично», – писал некто Стаафф из Парижа, получивший 3000 франков на свою благотворительную деятельность (на сегодняшний день это примерно 130 000 крон). Когда в июне 1888 года мощнейший пожар, самый крупный в истории Швеции, обратил в руины город Сундсвалль, к состоятельному изобретателю обратились за помощью. «Меня мало прельщает такого рода благотворительность, объектом которой являются целые города, ибо явно было бы проще и целесообразнее, если бы таковые потери покрывало государство. Однако как бы то ни было, уклоняться я не собираюсь, и прилагаю для этой цели чек на 1000 франков»