.
Осенью на душе у Альфреда царила непроглядная тьма. Его доброту и терпение раз за разом откровенно использовали. Люди будто соперничали друг с другом в том, чтобы «отравить ему жизнь». Думая о будущем, он испытывал лишь равнодушие. Казалось, впредь с ним не может произойти ничего такого, что было бы хуже того, что уже случилось. «Скоро меня уже нельзя будет ранить, ибо я живу так одиноко, что даже сплетни обходят меня стороной», – писал он Софи в сентябре 1889 года. «Лишь в последнем сне я очищусь от всей той скверны, которая лишь доказывает, насколько я невинен»>60.
О формуляре для завещания он тоже не забыл. Адвокат, пославший его, посоветовал ему упомянуть Стокгольмскую высшую школу, которой только что исполнилось десять лет. Альфред пообещал подумать об этом. В остальном же царила полная неясность. Альфред знал лишь одного человека, который любил его по-настоящему, чьи глаза сияли при виде его, она любила его так, что ему самому было трудно это понять. Мама Андриетта будет по-настоящему оплакивать его, в то время как остальные «будут лишь высматривать оставшееся после меня золото». В самые мрачные свои моменты Альфред представлял себе, как умрет «в обществе лишь какого-нибудь старого верного слуги, да и тот будет ломать голову, завещал ли я ему хоть что-нибудь»>61.
Он радовался, что, несмотря на пошатнувшееся здоровье, смог поехать в Стокгольм и отпраздновать день рождения Андриетты и этой осенью. Он думал, что это будет в последний раз, прежде чем его свеча навеки угаснет. В ноябре он чуть было не повторил свой подвиг, хотя сам был в тот момент болен и лежал в постели. Из Стокгольма прилетела тревожная весть, что Андриетта заболела, и он уже начал было готовиться к поездке, но тут пришло еще одно сообщение, на этот раз утешительное. Андриетта «полностью поправилась», сообщили ему. Альфред решил не рисковать собственной жизнью и остался в Париже.
В завещании, составленном в том году несколькими месяцами ранее, он выбрал небанальное решение, которое так описал в одном из писем: «Кстати, добрым людям предстоит пережить редкостное разочарование… и я заранее радуюсь при мысли о том, какие круглые глаза они сделают и какие плохие слова скажут, убедившись, что никаких денег нет».
Мир так никогда и не узнает, что именно они бы сказали и как бы отреагировали. А также о том, как он собирался поступить, чтобы лишить «добрых людей» всех денег. Еще до конца 1889 года Альфред Нобель сообщит, что это его самое первое завещание уничтожено.
Он его разорвал>62.