.
В январе 1896 года его лучи потрясли весь мир. Изображение костей руки госпожи Рентген стало сенсацией и обошло все газеты во всех странах. Это был прорыв в науке, прорыв такого масштаба, что мало кто мог тягаться с Вильгельмом Рентгеном, когда в 1901 году настала пора присуждать первую Нобелевскую премию по физике. «Повсюду только и разговоров что о Рентгене и его лучах. Высказываются предположения, что с их помощью можно будет даже читать спрятанные письма…» – писал Альфреду Нобелю друг из Берлина в феврале 1896 года. «Рентген, это ошеломительно, не правда ли?» – восторгалась Берта фон Зутнер в другом письме к Альфреду>75.
Когда в том же месяце рапорт о потрясающем открытии Рентгена был представлен Французской академии наук, у французского физика Анри Беккереля возникла идея. А что, если все наоборот? Не может ли вещество, которое начинает светиться, создавать эти лучи? Беккерель безуспешно опробовал свою догадку на многих веществах и уже начал думать, что идет по ложному следу. Но в феврале 1896 года, исследуя соли урана, он нашел то, что искал. Оказалось, что уран спонтанно испускает излучение, похожее на рентгеновские лучи.
Анри Беккерель открыл радиоактивность.
Среди шумихи вокруг рентгеновского излучения мало кто заметил находку Беккереля. Но 28-летняя Мария Склодовская, тогда уже Кюри, обратила на нее внимание. Она как раз окончила Сорбонну и подумывала над темой докторской диссертации. Мария влюбилась во французского физика по имени Пьер Кюри. Летом предыдущего года они поженились.
Марию и Пьера заинтриговала тишина по поводу потрясающего открытия Беккереля, и вскоре они начали проводить опыты в учебной лаборатории школы, где преподавал Пьер. Именно тогда Мария и Пьер Кюри открыли радий и полоний и в 1903 году разделили с Анри Беккерелем Нобелевскую премию по физике.
* * *
В январе 1896 года Альфред Нобель заболел. Лежа в своей постели в Сан-Ремо, он едва отвечал на письма. Подвело сердце, и Альфреду пришлось обратиться к врачам, чего он обычно старался всячески избегать, считая их заключения гаданием на кофейной гуще. Один поставил диагноз «ревматическая подагра», второй – «подагрический ревматизм», ворчал Альфред. Однако перед Новым годом цветы отправились адресатам, как обычно. В дверь племянника Людвига и его жены Вальборг в Стокгольме позвонили и внесли «очаровательную корзину с цветами». Прекрасные розы «выглядели так, словно по мановению волшебной палочки мгновенно перенеслись сюда с ласковой Ривьеры». Пришло восторженное благодарственное письмо от Жюльетты Адам. Она сокрушалась, что они так редко видятся