Сорвали печати на дверях виллы на авеню Малакофф. Началась долгая инвентаризация, комната за комнатой, от газовой люстры в вестибюле и табакерки на рабочем столе до пианино грушевого дерева в зимнем саду. Описывали все – от мебели в салоне и мраморных бюстов до скатертей и салфеток, записывали диваны шелковой парчи, табуретки с перламутром и ковры из шкур тигра, медведя и русской козы. В погребе в тот день обнаружилось: 882 бутылки вина благородных сортов, в том числе 287 Château Haut-Brion. А также пятьсот пустых бутылок и куча камней>17.
Хотя куда важнее оказались ценные бумаги, размещенные в разных банках по всему Парижу.
Генеральный консул Густав Нурдлинг обладал горячим сердцем, практической сметкой и большим авторитетом. Он связал Рагнара Сульмана с французскими адвокатами. Правовая сторона дела нуждалась в уточнении. Существовал риск, что французский суд решит: Альфред Нобель проживал в Париже. Тогда опротестование завещания будет рассматриваться по французским законам, а французскому суду достаточно формальных зацепок, неточных указаний наследников, чтобы признать завещание недействительным. Кроме того, все ценные бумаги, принадлежавшие Альфреду, в том числе и иностранные, в этом случае облагаются налогом во Франции.
Чтобы спасти завещание, необходимо убедить французские власти, что Альфред Нобель юридически проживал в Швеции. По мнению адвокатов, Стокгольм не пройдет. Правда, это то место, где Альфред в последний раз был официально зарегистрирован в 1842 году, но ему было только девять лет. Нужно предложить что-нибудь получше. «Бьёркборн», – подумал Рагнар Сульман. Конечно же Альфред не был там зарегистрирован, однако у него имелся жилой дом.
Существовали и другие формальные препятствия. Во Франции формулировки Нобеля оказалось недостаточно, чтобы обеспечить Сульману и Лильеквисту право распоряжаться его состоянием. Требовался официальный шведский документ, подтверждавший их полномочия. Вскоре выяснилось, что его не так-то просто получить. Проблему разрешил Генеральный консул Нурдлинг, собственноручно написавший требуемую бумагу и приложивший печать. В ней он гарантировал, что душеприказчики по шведской правоприменительной практике имеют право снимать печать с имущества, принадлежавшего покойному, и распоряжаться его состоянием. Он написал, что Сульман и Лильеквист смогут произвести всю опись французского имущества, не привлекая наследников>18.
Позднее родственники Альфреда Нобеля будут возражать против такого толкования шведской практики. Учитывая доверенность, вся эта ситуация означала, что Нурдлинг выписал справку самому себе. Между тем в Стокгольме происходили другие события, глубоко ранившие племянников и их семьи.