А добрым друзьям Мартона — Лайошу Балогу, Тибору Фечке, Петеру Чики — и самим была бы впору направляющая рука. Пожалуй, один только Геза Мартонфи составлял исключение: казалось, он твердо знал, что ему нужно в жизни.
Ребята все постепенно отдалялись от своих домашних, но не с такой стремительностью, не такими скачками, как Мартон, и при этом не уходили так от действительности. Поэтому им жилось много проще — они гораздо реже бывали подвержены внутренним взрывам, которые создавали, конечно, новое, но разрушали при этом старое, причиняя сперва немалую боль.
Может быть, школа должна была им помочь? А-а, что там школа! И прежде-то, до этой бурной поры, в школе не занимались учениками, даже самыми лучшими, такими, как Мартон.
Учителя отбарабанят урок — будь то урок закона божьего, арифметики, географии, химии, физики, истории, языков или, наконец, «конституции»; плохим ученикам, не задумываясь, запишут в табель «неудовлетворительно», хорошим — «отлично», независимо от того, хорошо ли, отлично или вовсе замечательно выучили они сегодня предмет! Учителя выводили отметки и радовались, что с отличным учеником меньше хлопот, чем с плохим, хотя естественно было бы как раз обратное. «В сущности, что надо отличному ученику? — думали учителя. — Будущее у него обеспечено: из реального училища он может пойти учиться на инженера или на учителя; а если вечерами займется латынью, так и на адвоката вытянет, и на врача, и на судью, и на государственного чиновника; в университет его примут». Остальные же вопросы: как он живет, что творится у него на душе, стремится ли он еще к чему-нибудь, кроме получения аттестата, — до этого учителям не было дела. Не для того их сюда посадили!
Учителя облегченно вздыхали, когда, наконец, уходили домой после утомительных, из года в год машинально повторявшихся уроков. Случалось и так, что, пока ученик отвечает, господин учитель размышляет о том, в чем он должен отказать себе на этот месяц, на этот год, как еще потуже затянуть пояс, чтобы прожить на скудное жалованье. И квартиру пора уже оклеить новыми обоями; жена хочет купить себе пальто; дочка слабенькая, малокровная, ее надо бы вывезти в деревню, чтоб она и молочка попила, яиц, масла, фруктов поела. Да он и сам все больше устает; двадцать лет учительствует, и за это время всего два раза удалось ему отдыхать летом, покинуть дымный, душный город… Углубившись в эти мысли, учитель, бывало, и не заметит, что ученик уже ответил на все вопросы, и продолжает смотреть на него рассеянно, словно ожидая чего-то. Мальчик смущается, пугается… Может, пропустил что-нибудь? Или плохо ответил урок, потому и уставился на него учитель. Две-три мучительные минуты, и, наконец, раздается: «А… а… все… Хорошо… Ступай на место!..»