— Если хотите, можем дальше пойти.
Главная улица деревни уже давно осталась позади, но собачий лай, переходил от двора ко двору и провожал их, как провожает военный оркестр следующие на фронт маршевые батальоны.
Мартон осмотрел лоб Тибора.
— Рана небольшая, но глубокая. Камешек был, видно, острый. Больно, когда нажимаю? Мы попросим воды и промоем рану. Главное, чтобы заражения не было. У кого есть чистый носовой платок?
Как ни бодрился Мартон, но после нападения собак и неудачи с работой настроение у всех испортилось. У него тоже. И оставалось дурным до тех пор, пока один за другим, а затем и все сразу не заговорили, не начали вспоминать, и все более и более возбужденно, подробности победы, одержанной над псами, и то, как происходило сражение. Чики сказал, что опускаться на корточки хорошо, но еще лучше прямо бросаться на собак. Конечно, с камнями в руках и с криками, чтобы заглушить их лай. Собаки тогда испугаются и подумают: «Это тоже собаки, только еще сильнее нас…» Лайош Балог припомнил, что и он дал пинка одной собаке: «Она была, конечно, поменьше той, с которой расправился Петер». Тибор уверял, что пес, доставшийся ему на долю, был на волосок от того, чтобы он ему зуб не вышиб. «Я только плохо нацелился, потому что кровь заливала мне глаза». — «Ты ж не виноват в этом», — ласково заметил Мартон. А Геза ясно слышал, как треснули ребра у той собаки, которой он дал пинка. «Это, правда, не моя заслуга, просто на днях сапожник подбил железными гвоздиками носки моих башмаков». В доказательство Геза поднял ногу и показал башмак. Мальчишки посмотрели и крикнули все разом: «Ну, тогда понятно!» По словам Петера, его пес «был настоящей баскервилльской собакой», и Петер подсчитал даже, что он семь раз перевернулся. «А если он и поправится, то все равно сдохнет!» — сказал он в заключение. Хотя ребята не совсем поняли, что хотел этим сказать Петер, однако тут же согласились. «Конечно! А вторая собака отлетела не меньше чем на двадцать пять метров и пролетела бы еще дальше, не натолкнись на столб у ворот».
Словом, их охватило чувство полнейшего торжества, и, как вообще бывает после сражения, каждый верил словам другого, торопливо подтверждал их, чтобы скорее и самому припомнить новые подробности. А их было такое превеликое множество, словно битва продолжалась не пять минут, а полных двое суток.
И за это время у ребят совсем вылетело из головы, что работу им получить не удалось.
— Собаки-то собаками, — заговорил вдруг Тибор, и никто не посмел его перебить: у него было больше прав держать речь, чем у остальных, он единственный пострадал, — но вот почему напали на нас швабские мальчишки? Венгерцев, что ли, ненавидят?