— Ты думаешь, что… — с ужасом прошептала жена.
— Ничего я не думаю. И пугать тебя не хочу! Многие потонули в Дунае. Крышка! Конец! — сказал он, как человек, который освободился, наконец, от мучительных дум и рад, что теперь они терзают других.
Слова разлетелись во все стороны, как осколки упавшего стеклянного шара. Наступила тишина. Все уставились в пол, словно разглядывая осколки. Черноглазенький Бела часто задышал, ловя ртом воздух:
— Э… э… Я знаю… где живет друг Мартона… Э-э… Однажды он водил меня к Фифке Псу.
— К какому псу?
— Фифке Псу.
— Так что ж он, с псом дружит?
— Не-ет… Так его зовут. Он мальчик.
— Берта, одень Белу, дай пальто! Пойдем!
И черноглазый малыш отправился вместе с отцом. Сперва, точно собака-поводырь, он шел впереди, полный сознания своего долга, выпятив грудь, гордо держа отца за руку и словно даже таща его за собой. Идя на полшага впереди отца, он вел его по Кладбищенскому проспекту к Восточному вокзалу и к улице Нефелейч; там он повернул обратно и снова вернулся на Кладбищенский проспект, объяснив: «Тогда мы шли с улицы Нефелейч, и так я легче найду». Но когда они уже второй раз отправились с Кладбищенского проспекта на улицу Барош и подошли к площади Кальвария, Бела, потеряв уверенность, замедлил шаг, пошел вровень с отцом и даже отпустил его руку. Потом вовсе отстал, начал озираться, испуганно поглядывая вверх на угрюмо молчавшего отца и на дома, которые казались сейчас страшно высокими. Наконец, потеряв надежду, он опустил голову.
— Так где ж этот дом? — спросил г-н Фицек.
— Не знаю. — Шестилетний малыш уставился себе в ноги.
— Да ты получше смотри, — сказал отец и пальцем поднял подбородок сына.
Но чем дольше смотрел Бела, тем больше он терялся: ему казалось, что здесь он не бывал вовсе и, когда шел с Мартоном, ни этих домов, ни этих стен, ни этих магазинов не было.
— Не знаю, — пробормотал мальчик, громко засопел и затоптался на одном месте.
Г-н Фицек обуздал свое нетерпение. Ой пустил сына вперед, как хозяин пускает ищейку: пусть идет как хочет, авось да набредет на след, вспомнит, где они ходили с Мартоном. После некоторого раздумья Бела устремился вперед, но вовсе не потому, что набрел на след. Топтанье на одном месте и хмуро уставившиеся на него отцовские глаза нагоняли на мальчика все больший страх. Он решительно двинулся в сторону улицы Эремвельди. «Будь что будет!» Но когда уже подошел к ней и глазам Белы открылась вся улица до самого Ботанического сада, мальчик снова растерялся. Однако, глянув вверх на отца, он испугался его взгляда и опять ринулся вперед. Прошел до самой академии Людовика. Проспект Юллеи и прилегавшие к нему улицы были ему уже вовсе незнакомы и показались очень страшными.