Вершинин проследил за ее рукой: в той стороне виднелась темно-зеленая полоса леса.
Позднышев встретил его отчужденно, даже головы не поднял от бумаг. Недоверие больно задело самолюбие участкового. И, конечно, не только недоверие. Ему было обидно вспоминать, как он распинался, расписывая прелести окуневских мест, а Вершинин делал вид, что слушает, а в душе посмеивался над ним. Такого он не мог простить.
Вячеслав почувствовал себя неловко. Надо было сгладить нанесенную обиду.
— Леша, друг, — доверительно взял он его за плечо, — не обижайся, не могу я тебе сейчас все сказать, сам еще не разобрался. Будет нужно, узнаешь, работа ведь такая у нас, пойми ты. Ну, пойдем посмотрим твои владения, дела свои я закончил, времени у нас больше чем достаточно.
Долго обижаться Леша, видимо, не умел. Он почувствовал искренность в словах Вершинина. Легкая улыбка сначала чуть тронула его полные губы, а потом поползла по лицу. Через секунду он уже стал прежним, улыбающимся и добродушным.
Дальнейшее походило на сказку: и чуть горьковатый запах прели лиственного леса, и прозрачное до самого дна озеро Прорва, и неглубокая быстрая речушка, огибавшая полукругом село. Потом Вячеслав долго лежал с закрытыми глазами на ее берегу, подставив солнцу свое незагорелое тело. Он бездумно пропускал песчинки между пальцами и ловил краем уха крики бесштанной деревенской детворы, затаскивающей насильно в воду какого-то упрямца, не понимающего своего счастья.
Ему казалось, что все это уже было однажды в его жизни, очень давно, в детстве: и та же излучина реки, и тот же гомон, и ослепительный песок с мелким ракушечником, который он без труда перетирал пальцами в почти неосязаемый порошок. Вершинин лежал и лежал, ему не хотелось открывать глаза, он боялся разорвать внезапно установившуюся связь с каким-то далеким и счастливым днем своего детства, днем, которого даже и не запомнил, днем, возникшим в отдаленных уголках памяти помимо его воли…
Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, Позднышев проводил гостя к электричке. По дороге Вершинин поручил участковому узнать, жива ли учительница Слепова, и если жива, то где она сейчас находится. Ему не хотелось верить, что время и тут порвало одну из тонких ниточек, связывающих его с разгадкой давнего происшествия.
Электричка тронулась. Невысокая фигура Позднышева с приложенной к фуражке рукой медленно отдалялась. Отражая лучи заходящего солнца, кровавым пятном вдалеке блеснула Прорва.
«Где-то здесь, прямо за лесом, заброшенный дом Беды, — подумал Вячеслав, всматриваясь в убыстряющую свой бег зеленую полосу. — Крайний дом у леса. Если предположить, что я на правильном пути и убийство совершил Беда, полотна железной дороги ему не миновать. Иного пути на Прорву нет. Значит, скорее всего на рассвете, когда окуневские еще спали. Купряшин мог еще с кем-нибудь отнести труп на озеро. Идти пришлось бы в основном лесом. Самый опасный участок — железная дорога. Место открытое, на кого-нибудь из железнодорожной обслуги можно нарваться невзначай. Вот с кем поговорить бы неплохо — с путевым обходчиком. Надо выяснить в управлении дороги, кто в то время обслуживал Окуневский участок пути».