Немецкий коммунист, видный коминтерновец Ян Валтин в своих воспоминаниях «Из мрака ночи», впервые изданных в 1941 году в США, рассказал, как проходил обучение в Ленинграде, в Коммунистическом университете, носившем поначалу имя Зиновьева, а с 1930 года – Сталина. Нравы в университете, размещавшемся в Таврическом дворце, были куда как простыми. «…Браки между молодыми профессиональными революционерами не поощрялись, – пишет Ян Валтин. – Семейная жизнь плохо согласовывалась с бурной и иногда очень короткой жизнью профессионального революционера. Но мы не были монахами и затворниками. …Мы были слишком целеустремленны и прямолинейны в своих отношениях, чтобы тратить время на флирт и ухаживания, которые были в моде у представителей “старого мира”. Мечты, грезы и прочая лирика считались недостойными революционера. Также недостойны были проявления ревности. Считалось недопустимым преследовать девушку, которая не склонна была отвечать взаимностью. Чувство “ложного” стыда было также недостойно революционера. Было в порядке вещей, когда наш студент, которому нравилась какая-то девушка, говорил ей напрямую: “Я хочу быть с тобой. Прошу стать моей подругой, пока это будет в интересах партии”. Если ответом была взаимность, то одной улыбки было достаточно для того, чтобы “формализовать” их отношения. Девушки могли на равных проявлять инициативу в этом вопросе и выбирать себе спутников. Нередко два или три молодых парня пользовались благосклонностью одной девушки, и никто не делал из этого секрета. Помещение клуба на первом этаже, где мы по вечерам играли в шахматы, танцевали и выпивали, к полуночи отдавалось в распоряжение любовников».
«…Специальная контрольная служба Коминтерна ни на мгновение не оставляла нас без внимания… – продолжает Валтин, – Официальное наблюдение за студентами не ограничивалось детальным планированием графика наших занятий. Все наши разговоры, личные контакты, все, что мы читали, было в поле зрения ГПУ, которое имело своего информатора в каждой группе. …В университете была специальная военная кафедра, на которой офицеры Красной Армии преподавали тактику уличных боев и стратегию гражданской войны. И еще одно, особенно засекреченное отделение, где готовились кадры для зарубежных аппаратов ГПУ. …Мы знали, что нас ожидало в будущем. Мы были молодежным отрядом мировой революции».
В середине 30-х годов этот отряд начал потихоньку редеть. «Официальное наблюдение за студентами» оказалось не столь уж безобидным. Иосип Броз Тито, обучавшийся, по некоторым сведениям, в так называемой партизанской академии Коминтерна, годы спустя так ответил на вопрос, как он умудрился уцелеть в 30-е годы в Москве: он всегда думал, с кем и о чем ему говорить. «В 1935 году арестам уже не было видно конца, – вспоминал он, – и те, кто арестовывал, вскоре тоже становились жертвами новых арестов. Люди исчезали в одну ночь, и никто не осмеливался спросить, куда они пропали… И никто не осмелился спросить, в чем, собственно, их вина».