В июне на очередной районной комсомольской конференции меня вновь избирают членом райкома комсомола, а на пленуме райкома — членом бюро и заместителем секретаря райкома комсомола. Это меняет во многом мои занятия сразу же, так как мне чаще приходится бывать в райкоме, и даже определит будущее, о чем я, конечно, не думал и не догадывался. А тем временем, пока район втягивался в уборку, немцы развернули наступление на Сталинград. 16 и 28 июля Котельниково было подвергнуто сильным бомбовым ударам. Во второй раз были разрушены железнодорожная станция, депо, многие жилые дома, пострадала усадьба МТС. Когда бросали бомбы на МТС, все руководство станции находилось в самом эпицентре бомбежки. А в промежутках между этими бомбежками мое положение и мои ближайшие перспективы сильно изменились.
25 июля меня пригласили в райком ВЛКСМ, со мной беседовал представитель ЦК комсомола Степанцов. Было решено, что я остаюсь в Котельниково для подпольной работы в качестве секретаря комсомольской организации. За два с небольшим дня я превратился в нелегала, с обязательной строгой конспирацией и соответствующими обязанностями. Пополнять состав членов организации строго запрещалось, как я понял позже, наша группа считалась подпольным комитетом комсомола. Общее направление — подрывная работа и разведка по заданию обкома комсомола и партизанского отряда.
В один из этих дней я решил проехать в Верхнюю Васильевку — самый южный колхоз района и посмотреть, как идет уборка. Побывал на полях, побеседовал с ребятами, уборка в разгаре, но настроение, вижу, мрачноватое. Когда собрался уезжать, один знакомый тракторист на ухо сообщил, что сегодня на рассвете в хуторе побывала немецкая разведка. Немцы разговорились с бабами, интересовались, есть ли в хуторе русские солдаты. Уговаривать меня долго не пришлось. Никогда Цыган не бежал так резво домой, как на этот раз.
Надо было уходить в подполье, но была у меня одна обязанность, уклониться от которой я никак не мог. К этому времени наш аэродром превратился в передовую площадку для боевых вылетов нашей авиации. Это требовало большого расхода пулеметных лент. Аэродромное начальство постоянно просило присылать помощников для набивки пулеметных лент патронами. Ежедневно приходилось находить новых и новых ребят (девушки не годились), потому что от этой работы болели пальцы да и страшновато стало под бомбежками. Были и другие дела. Надо было определять время ухода из Котельниково. Посоветовавшись с первым секретарем райкома партии Стаховичем, я решил на первое время уйти в хутор Антонов, чтобы переждать подвижки фронта, разведать обстановку и вернуться домой. Однако было трудно определить, где немец и когда надо уходить. Приходилось руководствоваться чутьем. И вот, когда улицы опустели, в служебных зданиях никого не стало, а налеты авиации противника несколько даже усилились, я решил: пора!