Покидали мы Котельниково вместе с Ваней Мартыновым (он вошел в организацию в качестве связного) в ночь с 29-го на 30-е июля. Мы держали путь до станции Жутово, а там до Антонова — полтора километра. В полной темноте перешли Аксай, поднялись на железнодорожную насыпь и оглянулись на город. Обычно хорошо освещенный, город лежал темной массой в котловине. Чуть правее железной дороги вздымались острые языки пламени многодневных пожаров, кое-где просматривались контуры построек. Изредка доносились потрескивания горящего дерева. Мы перешли пути и двинулись в сторону Сталинграда. Справа от нас на путях замер поезд, тихо шипел паровоз.
Мы шли по знакомой с раннего детства степи. Только что перешли Аксай Курмоярский, впереди у Антонова — Аксай Есауловский, за ним еще один приток Дона — Мышкова, а там рукой подать до Сталинграда. Здесь в этих местах отгремели сражения гражданской войны, здесь сформировались крупные соединения красной кавалерии. Мы догадывались, что скоро тут начнутся новые бои, ибо немцы рвутся к Сталинграду. Но мы, конечно, не думали, что именно здесь зимой этого года закипят такие жестокие битвы, в которых снег станет горячим, а броня будет плавиться, погибнут тысячи наших солдат и солдат противника, битвы, которые решат исход Сталинградской эпопеи и надломят хребет гитлеровскому рейху. Нет, ни о чем подобном мы не думали. Пока же нас обгоняла отступающая армия — злая и уставшая.
В Антонов мы пришли 31-го июля после обеда. Немцы вступили в Котельниково в ночь со 2-го на 3-е августа. Вечером 3 августа, говорят хроники, передовые части 4-й немецкой танковой армии вышли к реке Аксай, но в Антонов немцы вошли позднее, дня на два.
Под дулом пистолета. В Антонове я прожил чуть больше месяца и в начале сентября, как только закрепились немцы в хуторе, я двинулся в Котельниково. Иван ушел на другой день, после того как немцы впервые вошли в Антонов. За это время я четыре раза имел возможность или быть расстрелянным, или предварительно познакомиться с гестапо.
Советские части из опергруппы генерала Чуйкова дней десять держали оборону на правом берегу Аксая, тогда как мимо станции Жутово на Абганерово, к Сталинграду непрерывно двигались немецкие войска и, по слухам, у Абганерово шли страшные бои. Но однажды ночью наши оставили хутор, утром в него ворвались румыны и взяли в плен... человек шесть хуторских ребят, в том числе и меня. Часа полтора нас таскали по степи, но, возможно, убедившись, что среди нас солдат нет, отпустили и приказали идти в хутор. А в хуторе на улице нас перехватывает группа странно одетых румынских не то солдат, не то жандармов. В нижних белых рубашках, рукава засучены, на ногах бриджи, заправленные в сапоги. Тот, что в середине, видимо, старший, зло смотрит на меня и тычет пальцем: «Ту жид?» — «Нет», — отвечаю автоматически: вот уж не ожидал! «Брешешь!» — режет румын. Уверяю, что русский, казак, показываю, где живу. Румын не верит, вытаскивает из кобуры пистолет и подносит его к моему лицу. Тогда все мои спутники поднимают гвалт, а Терентий, мой двоюродный брат, вдруг громко и уверенно заявляет: «Да наш он, его дядя — староста!» У румын на физиономии — сомнение. Старший махнул рукой: идите!