Отец мой, судя по рассказам, был до призыва в царскую армию грамотным парнем. Одно время даже замещал учителя в хуторской школе, помогал псаломщику в часовне. Вернувшись из Красной Армии, где последнее время служил командиром взвода кавалерийской разведки, был некоторое время секретарем сельсовета. А в период НЭПа безуспешно пытался разбогатеть, то на торговле скотом, то на продаже арбузов. Разочаровавшись, махнул на все рукой и в 1926 году перевез семью в Котельниково — районный центр и ближайший железнодорожный узел. Здесь он овладел портняжным ремеслом, оставался портным всю жизнь, до самой пенсии. С Котельниково связаны восемнадцать лет моей жизни.
С переездом в Котельниково образ жизни родителей сильно изменился. Хотя иконы на божнице сохранились вплоть до военных лет, но ни отец, ни мать не молились по утрам, на ночь, перед трапезами и после, как это происходило в семье моих дядьев в Антонове. При этом они продолжали считать себя верующими. Целые дни отец проводил за швейной машиной, мать помогала ему, готовая продукция — казачьи фуражки и прочие головные уборы — отправлялась «деду Крюкову» — державшему на базаре торговлю. Отец не был членом партии, но политикой в молодые годы, видимо, интересовался. По вечерам иногда уходил в какую-то школу, в горнице у нас висели на стенке портреты Рыкова, Зиновьева, Троцкого, позже — Сталина. Через некоторое время портреты исчезли. В Котельниково отец тоже пытался разбогатеть. Один раз отрыл во дворе яму для ледника, зимой завез даже лед, надеясь в жаркое летнее время выгодно сбыть его торговцам, но ледником пришлось пользоваться лишь матери. Другой раз он чуть не купил карусель, но вовремя спохватился — пропал лишь задаток. Куда больше, чем с коммерцией, ему везло в отношениях с женщинами.
Одно время в соседях у нас жили супруги Шурховецкие. Он работал в райисполкоме, она — кокетливая бабенка со жгучими черными глазами, возилась с двумя детьми. По вечерам Шурховецкие иногда заходили к нам поиграть в «подкидного». Он вытаскивал из кармана вороненую машинку и осторожно клал на припечек, рядом с собою, перекрывая таким образом для меня доступ к оружию. Опасливо поглядывая на наган, мама спрашивала, не стрельнет? Нет-нет, уверял Василий Алексеевич. И тем не менее наган стрельнул... Между Татьяной и моим отцом со временем завязался роман. Моя мать — неграмотная крестьянка, не в состоянии была тягаться с Татьяной. Она изо всех сил старалась порвать эту связь, устраивала скандалы на хуторской манер, решилась даже встретиться с Шурховецким, но он развел руками, горестно заметив, мол, я все знаю, но ничего поделать не могу: у нас дети. Человек он был мягкий и деликатный. Так и длился этот роман на глазах многих людей, пока однажды...