Кто-то посоветовал матери пустить квартирантов. И у нас в доме появились шумные выходцы из хутора Крылова. Жить стало легче, хотя бы потому, что в доме всегда было тепло. А через некоторое время к матери посватался вдовец с двумя детьми, тоже из хутора Крылова. Мать подумала, подумала, да и согласилась. Весной 1933 года, когда угроза голода стала нарастать, отчим перевез нас к себе на хутор. Его расчет оказался правильным: голодное время мы пережили в Крылове куда легче, чем это могло быть в Котельниково. У нас была корова, куры, под боком река. Здесь мы прожили полтора года, и в этом глухом степном хуторе произошло со мной нечто такое, что повернуло мою детскую жизнь к лучшему.
Прежде всего в крыловской школе меня оставили на второй год в третьем классе. Были для этого причины. Я пропустил много уроков в связи с переездом. Возможно, сказалось и то, что тогда в каждой области действовали свои школьные программы, имелись свои учебные пособия. И когда я появился в крыловской школе, а это было начало апреля, ученики в третьем классе решали примеры на умножение и деление трехзначных чисел, а я понятия не имел о таких задачах. Но мне все же было стыдно. Потому что по своему общему развитию я намного опережал хуторских ребятишек, а учился несравненно хуже. В свои десять лет я немало ездил и многое прочитал. Неоднократно бывал с отцом в Царицыне (так назывался тогда Сталинград), были частные поездки к родным в Антонов, в станицу Орловскую. Мой дядя Фома, он учился в четвертом классе и жил у нас, частенько брал меня с собой на пионерские сборы, митинги и демонстрации, водил на спектакли и представления заезжих циркачей. Сам же я любил бродить в одиночестве по поселку: по полдня просиживал на перроне железнодорожной станции, наблюдая за размеренной жизнью железнодорожников, за тем, как маневровый паровоз растаскивает туда-сюда вагоны, часами следил за жизнью полка, проводившего многие свои занятия — построения, переклички, рапорты на Вокзальной улице. Чуть не постоянным местом моего дневного пребывания была усадьба карусельщика Алимова, с сыном которого мы дружили. Много чего я там насмотрелся, но самой интересной фигурой несомненно был сам хозяин — Николай Степанович — красный партизан, нэпман, кузнец и вообще мастер на все руки. Еще одним моим прибежищем был дом нашего земляка и местного фотографа Якова Ивановича Князева. Здесь я наблюдал за всеми процессами фотографирования и изготовления фотографий. У него была хорошая библиотека из дореволюционных книг, в том числе подшивка журнала «Нива», номера которого я любил рассматривать.