А вот с учебой дела обстояли неважно. Я мог после объяснения учительницы бойко изложить и показать систему кровообращения человека или пол-урока рассказывать повесть Гайдара «Дальние страны», и класс слушал внимательно. Но вместе с тем я смутно разбирался в арифметике и правописании, так как плохо видел то, что пишется на доске. С младенческого возраста мой правый глаз не видит ничего, а левый — тоже неполноценен. Но, кажется, до провала на испытаниях в крыловской школе я не очень-то осознавал, что со мной происходит. Оценки были удовлетворительные, и это успокаивало. Не без страха я ожидал, как сложатся у меня дела на следующий год в новом третьем классе. Но тут у меня завелись друзья, с которыми мне предстояло учиться. Они убедили меня, что все будет хорошо. Учитель Андрей Иванович — мировой парень, объясняет урок — заслушаешься, голоса не учеников никогда не поднимет, «неуда» зря не поставит. И действительно, когда начался учебный год, мы с Арсентием сели на первой парте у самой доски, мне было все видно, иногда подсказывал что-то Арсентий. И Андрей Иванович оказался именно таким, как его рисовали. А главное, он умел вовлекать весь класс в обсуждение того или иного урока. Учиться стало интересно. Незаметно для себя я стал одним из первых учеников класса, в том числе по арифметике и родному языку.
А между тем жизнь в деревне неизбежно лепила из меня крестьянского сына. Каждый день я чистил конюшню и коровник, то же проделывал у коз и овец, поил лошадь и корову из колодца или водил их на водопой к Салу. Летом помогал на огороде и на плантации. Самое тяжелое и ответственное дело — молотьба. Отчим седлал кобылу, запрягал ее в постромки котка, я взбирался в седло и въезжал на ток, где была уже настлана или пшеница, или рожь, или просо. И начиналось монотонное кружение на небольшом пятачке. Отчим бдительно следит, чтобы коток не съезжал на сухую землю. Время от времени он кричит: по току, по току, добавляя иногда чего-нибудь покрепче. Через полтора года крестьянской жизни я не только мог ухаживать за скотиной, участвовать в полевых работах, но мог и запрячь, и распрячь лошадь в телегу, да не только одну, но и пару, в седле держался как казак, что впоследствии мне очень пригодилось. Где-то в глубине души я стал смиряться с сельским своим бытием.
Наезжая в Антонов временами, я не мог уловить там политических противостояний среди казаков. В Крылове же я попал в самую гущу взаимной ненависти и вражды бывших участников гражданской войны. А крыловские казаки приняли активное участие в боях гражданской войны, как на стороне «красных», так и «белых». Отсюда вышел известный кавалерийский командир в красных войсках, имя которого не раз отмечается в исторической литературе, — Фома Александрович Текучев. Родом из богатой казачьей семьи, он дослужился в царской армии до звания есаула, стал в гражданскую войну командиром Горской бригады, начальником дивизии во второй конной армии Миронова. И еще один крупный командир вышел из Крылова, это Иван Андреевич Колесников. В 1918 году он привел свой партизанский отряд в Котельниково. О нем можно прочитать в книге Исаака Бабеля «Конармия», где в рассказе «Комбриг два» живописуется великолепная атака конармейцев у Бродского шляха под руководством только что назначенного командира бригады.