— Да мне-то на твое формальное образование вообще плевать! И не пересчитать, сколько я перевидала дураков с дипломами. Женись на мне по-настоящему! Ты мне нравишься.
И поверьте, а не хотите — не верьте, но в тот момент я вообще не думала ни о Гитл, ни об этом проклятом предопределении. И только когда Шука сказал: «Ладно. Я не против», проснулась мысль о реб Зейде и ожидаемом приплоде.
— Только я пока не хочу детей, — предупредила я Шуку.
— Сейчас и не время, — согласился он. — Дел много. И надо посмотреть, что из всего этого получится. Дети — это навсегда.
Вид у него при этих словах был жалкий, и я так и не смогла понять почему. То ли оттого, что «навсегда» и это страшно, то ли потому, что женились мы вроде как с испытательным сроком и из сущей необходимости. Но свадьбу решили закатить такую, чтобы ни у кого, включая нас самих, не могло остаться и тени сомнения в искренности и прочности этого предприятия.
Решали это не мы с Шукой, потому что в тот момент, как мы объявили, что женимся, инициатива уплыла из наших рук.
Родители Шуки — люди состоятельные. Папа — глазной хирург по фамилии Глазер. Его это не смешит, потому что он из немцев и славянских языков не знает. Только немец наш папа по факту рождения, складу ума и характера, а по паспорту он американец. Папа папы Глазера знал, когда бежать из Франкфурта и куда везти принадлежащие ему антиквариат и деньги.
Профессор Глазер окончил университет в Соединенных Штатах, сделал там карьеру и приумножил унаследованный капитал, а потом, как и полагается хорошему прогрессивному еврею, сделал алию, и теперь оперирует полгода в Израиле и полгода в Бостоне. В Израиле он получает почет, в Бостоне делает деньги и на жизнь не жалуется.
У папы Глазера четверо детей. Старший, Иосиф, возглавляет банк в Лос-Анджелесе. Средний, Эфраим, — профессор в Беркли. Дочь, Дина, замужем за конгрессменом. А Шука — студент, но еще и еврейский герой в чине полковника. Зато я не несла в семейство Глазеров ни приданого, ни связей. Один только диплом Ленинградского университета и кандидатскую диссертацию по алтайским росписям. И все же приняли меня с распростертыми объятиями, как видно, решив, что Шуке больше и не положено.
Ну почему эта богатая и знатная семья должна радоваться тому, что их сын привел в дом нищую эмигрантку из СССР без роду-племени, без отца и фактически без матери? Почему? Нет такой причины в мире! Разве что Гитл расстаралась. А они вылетели меня встречать за калитку. Вилла в Герцлии-Питуах, обиталище миллионеров. Ухоженный сад и даже бассейн. Господи, как я ко всему этому приспособлюсь? Не зря Шука убежал отсюда в свои восемнадцать лет и больше не возвращался, скитаясь по съемным квартирам. Ох, не зря!