Разведенная беженка из СССР, без отца-матери и без денег, но с прекрасной душой, образованная и работящая, была просто подарком, и американская демократка Дэби искренне полюбила этот образ еще до того, как ей улыбнулось счастье лицезреть меня лично. А я, бездумная выпендрежница, собираясь на смотрины, три дня решала, какое из парижских платьев надеть и у какого модного парикмахера оставить кучу денег. Ах, какое удовольствие я бы доставила будущей свекрови, появившись в ее доме в ситцевом платьишке, сандалиях на босу ногу и с растрепанной головой, а не в туфлях от Гуччи и платье от Сони Рикель, подаренных Чумой.
Кстати, когда Чума уговаривала меня принять дорогой подарок, свадьба еще не маячила на горизонте. Но подруга была непреклонна. «Платье тебе понадобится, — строго сказала она, — у меня есть такое чувство. А я Соне Рикель оформляла ателье. За ними должок».
Жемчуг одолжил мне для праздничного случая старец Яаков. Долго выбирал подходящую нитку и, разумеется, перестарался.
— Жемчуг поддельный? — спросила Дэби с надеждой в голосе.
— Натуральный.
— Речной?
— Почему же?
Дебора Глазер обиженно хрюкнула и замолкла.
— Я заказала очередь к Гидону Оберзону! — сказала она обиженно. — Мы должны поощрять израильских художников! Свадебное платье будет от него.
Я решила согласиться, тем самым уменьшив предсвадебные страдания будущей свекрови. И тогда на тропинке, ведущей к дому, появились Гитл и Роз. Они сияли. Гитл шла впереди, Роз сзади. Композиционно их связывала длинная палка для гардин, положенная на правое плечо. А на розовых лентах, привязанных к палке, раскачивался картонный гроб, обклеенный белыми обоями в мелкий цветочек и украшенный позументом и кистями. Не хватало только гвардейцев с белыми плюмажами на киверах во главе этой процессии и семи гномов на ее запятках.
Как они тащили это сооружение аж из Ришона, ума не приложу. Но о том, что именно лежит в гробу, я догадалась с первого взгляда. И похолодела от ужаса. А Гитл не просто лучилась, она сочилась счастьем, сдвигая ради коробки мебель к стенам, пристраивая картонный гроб на табуретки и отдавая Роз ласковые, но решительные распоряжения, каким концом куда следует поместить принесенное сокровище.
Сочилась счастьем — не метафора. Розовые капли этого продукта пробивались сквозь тонкую кожу лица Гитл, золотом сверкали на висках и скручивали волоски в тугие завитушки, а на затылке излучали видимое сияние. Из подрагивающих пальцев Гитл тоже исходило свечение, в котором можно было различить все цвета радуги с преобладанием оранжевого.