Волосики Роз прилегли отдохнуть. Мы пили чай с пирогами, потом меня отправили в ванную, велели обсохнуть и только тогда вдели в шуршащее, пищащее и воркующее благолепие.
— Ах! — сладко вздохнула Гитл.
— Морщит под правой подмышкой, — огорченно постановила Роз.
— Не смей трогать, — улыбнулась Гитл. — Она еще похудеет до свадьбы. У нее столько хлопот! Ах да, я совсем забыла, — добавила она небрежно, — там на дне коробки — папка, которую я тебе обещала. Три рисунка Шагала — уже приданое. А там есть еще многое и даже Маурициус Готлиб. Дебора столько за своим Шукой не даст!
Как искусствовед я должна была немедленно броситься к папке, но я продолжала пить чай и лихорадочно думать, что же мне делать?
Дэби и не подумала отказаться от идеи заказать платье у Оберзона. «Мы еще посмотрим, — сказала она, — какое платье победит!» Я смотреть на это ристалище не хотела. Платье от Роз не имело соперниц. Но, увидев его, и Дебора склонила голову.
Ах, если бы все дело было только в свадебных платьях!
Паньоль вдруг объявил, что, поскольку некому вести сиротку Лялю под хупу, сделает это именно он! И прихватит с собой несколько европейских знаменитостей, чтобы было с кем разговаривать за свадебным столом. И фотокорреспондентов, конечно.
— Паньоль! — позвонила я в Париж, как уже полагалось традицией, в третьем часу ночи. — Не надо перебарщивать. Того, что ты успел совершить, вполне хватает, чтобы противостоять Симиной интриге, которую она не собирается и не может провернуть. Поезжай, пожалуйста, в свою Новую Зеландию, где тебя ждут.
— Ты уверена? — хмуро вопросил Паньоль.
Была ли я уверена?! Дэби затевала еврейскую свадьбу, которая пришлась бы по вкусу половине Америки, тогда как Гитл даже представить себе не могла, что свадьба будет нееврейской. Правда, и у меня, и у Глезеров, и у Шуки было много нерелигиозных приятелей, но эпикурейцы Паньоля — это одно, а наши приятели — другое. Да и не хотелось мне видеть ни деда под хупой, ни его насмешливых приятелей среди гостей.
Известие о том, что Паньоль не сможет прибыть на свадьбу, успокоило Глезеров, но меня только слегка ободрило. Одной трудностью меньше — это уже кое-что. Но знаете ли вы, в чем разница между еврейским самоощущением американского консерватора и хасида из Кочатина?[13] И как выглядит настоящая еврейская свадьба у одних, а как — у других?
Я не стану утомлять вас. Скажу только, что кочатинские хасиды не только не сядут за один стол с американскими консерваторами, они с ними на одном поле… Нет, оставим поле в покое. Скажем только, что Лютер и Кальвин не были столь ненавистны римскому папе, сколь ненавистны кочатинским хасидам американские реформисты. А кочатинские, как известно, способны устроить Варфоломеевскую ночь даже на свадьбе.