Плеваться с постели в таз – то ещё удовольствие, но всё что угодно лучше, чем сесть в кресло дантиста. Больше никогда – насколько это в его силах. Да он из гроба встанет, чтобы почистить зубы!
Закончив чистку, Саммерс вытащил записную книжку. Канцелярские принадлежности остались в библиотеке, дверь от него заперли, он даже не знал, где ключ. И Саммерс принялся писать, макая зубочистку в йод. Он старался быть предельно кратким: в книжке осталось всего несколько страниц. Йод был нужен для другого дела.
Если я умру, Маллоу не сможет вести дела один, думал он, пока писал компаньону, что нужно сделать. «Хочу жить в рамках закона!» Господи, что за божий одуванчик, его же без няньки просто нельзя выпускать из дома. Распустит без меня сопли, и будет писать эту свою лабуду про наши приключения. Лабуду, конечно, могут опубликовать, он всегда мечтал, чтобы её опубликовали. Сомневаюсь только, что денег за лабуду хватит хоть на пару взносов за дом. Ни на что ему не хватит, кроме выпивки. Да, точно: спасать нашу богадельню у него куража не хватит. К гадалке не ходи, будет пить и писать. Угораздило же взять дом в рассрочку как раз перед пандемией. Запас топлива на автомобильной станции мы взяли большой, ещё месяца на два должно хватить, тем более, что и ездят сейчас меньше. Детали пока есть. Механик тоже пока в порядке.
Но что потом? Если испанка опять затянется – ведь уже трижды объявляли, что всё – то… то…
Конечно, лучше бы не откидывать копыта. Но тут я опять не уверен. Не могу гарантировать.
Саммерс писал полдня. В случае его смерти Маллоу доведёт дело до конца.
Не выделывайся со своей законностью, – добавил коммерсант в самом конце письма. – В таких обстоятельствах у нас просто нет выхода. Моё мнение на этот счёт ты знаешь, а воля покойного есть воля покойного. Ты же не нарушишь мою последнюю волю?
И подписался:
Не скучайте, сэр. Держитесь.
Почти каждую ночь он видел компаньона – то грязного бродягу, спившегося, впавшего в полное ничтожество, то на больничной койке, в его собственной постели в соседней комнате, то в гостиной на ковре оказывался труп – почерневший, страшный, с присохшей розовой пеной у рта. То, что когда-то было М. Р. Маллоу.
От ужаса коммерсант резко садился в постели, хватая ртом воздух и слыша шёпот на разные голоса:
«О Господи! Ну что вы, детка! Ну что вы!»
«Ну-ка, мой хороший, прочтите молитву исцеления!»
«А ну, кто у нас будет храбрым солдатом?»
Если он не просыпался, метался так, что его осторожно трясли за плечо или за запястье и оказывалось, что он лежит, уткнувшись лицом в голый матрас, простыня сбита, подушка валяется на полу, сердце бешено колотится, а тряпочки нет.