– Может, Джейк опоздал? – спросил из машины отец. – Или не видит?
Дюк постоял еще.
Может, недоразумение? Но он еще вчера утром отправил телеграмму на женевский адрес Фокса, в которой сообщал, что прибывает на Вестбанхоф двухчасовым поездом. И получил ответ.
Толпа мало-помалу разошлась. Джейка не было.
Не было его ни у афишной тумбы, где он мог бы курить в ожидании, ни у киоска с газетами, ни около уборной, откуда он мог бы выйти – нигде.
Зато на перроне появилась сгорбленная, одинокая фигура профессора Найтли. Подмышкой он держал зонт, в руках странный предмет. Предмет этот при ближайшем рассмотрении оказался погребальной урной.
– Видите ли, какая неприятность… мы с Алексом… – старый химик растерянно показал на урну.
Вот как все было.
Алекс Фокс оставил завещание. Завещание содержало не только распоряжения касательно движимого и недвижимого имущества покойного. Оно включало также последнюю волю: тело должно быть кремировано, а прах развеян над театром Ан дер Вин.
– И что? – спросил Дюк.
А то, что Д.Э. Саммерс в точности исполнил волю покойного. Остановившись в гостинице, только что войдя в номер, он бросил вещи, взял урну с прахом и вызвал такси. Добрался вместе с Найтли до театра, представился консьержке журналистом и попросил провести на чердак. Он, дескать, перед премьерой хотел бы поделиться со своими американскими читателями впечатлениями. Вид музыкальной столицы особенно хорош именно с высоты. С высоты театра. С высоты того самого театра, где именно сегодня… сегодня, видите ли…
Голос профессора Найтли дрогнул, задребезжал и сорвался. Химик полез за платком.
– Так, – медленно сказал Дюк.
– Я так хорошо его понимаю, – сморкаясь, продолжал старый химик. – Он хотел быть развеян на закате, перед началом спектакля. Ах, эта волшебная пора, когда в оркестровой яме дивно настраивают скрипки, дует сквозняк и в фойе пахнет духами, оркестранты пробуют струны, а духовые прочищают свои фаготы и валторны. Бог мой, ведь это так ясно, так близко – как если бы это был я сам! В этот час, когда солнце опускается в сторону швейцарских Альп, он хотел в последний раз позолотиться в закатном свете легчайшей жемчужной пылью. Вообразите: вот он взлетает – и воспаряет к верхним слоям атмосферы!
Некоторое время все молчали. Найтли робко прокашлялся.
– Так вот, понимаете, чтобы все произошло именно так, нужно стоять непосредственно над каналом вентиляции.
– Так, – опять сказал Дюк.
– Вентиляция так чудесно пахнет корицей и ванилью из буфета! Там как раз перед представлением достают из печи выпечку…