– О черт, – Саммерс тоскливо обернулся. – Господа, сделайте одолжение, уведите меня назад.
– Видеть тебя не хочу! – рыдала доктор, сжимая худые кулаки. – Слышать не могу! Я устала от твоего вранья! От твоих выходок! От твоих любовниц!
– Каких любовниц? – он робко улыбнулся. – У меня никого нет…
На ее лице появилась пренебрежительная гримаса.
– Ах, конечно, милый. Конечно, никого. Только Нанетта, Лизетта, Жоржетта. Фредерика, Лулу, Гретта. Полина, Мэри – кто еще? Ах, да! Татьяна.
Саммерс оглянулся через плечо. Полицейские и не думали его уводить, наблюдая за разыгрывающейся на их глазах сценой.
– Господа, – повторил он, – я прошу увести меня в камеру.
Доктор топнула ногой.
– Трус! «В камеру»! Посмотрите на него! У тебя нет даже смелости смотреть мне в глаза!
– Эй, – Саммерс обернулся к одному полицейскому, к другому, – да уведите же меня!
Один полицейский засмеялся, но тут же прикрыл рот ладонью и одернул мундир.
– Вы или болван, или мерзавец, – презрительно продолжала доктор Бэнкс. – Вы не в состоянии провести два дня без того, чтобы опять не попасть… не сотворить… Ваши фантазии нужно лечить медикаментами!
И, упав на стул, она зарыдала в голос, закрыв лицо и уткнувшись локтями в колени.
Мужчины молчали.
– Боже мой, – проговорил второй полицейский и вытер лоб рукавом. – Господин Враницки, отпустили бы вы этого господина. Иначе фрау у нас тут до утра будет голосить!
Инспектор прокашлялся.
– Как бы не вышло неприятности. А если узнают? А, Петер? Что?
– Я бы тоже уронил урну на эту сволочь Маришку, – буркнул длинный худой Петер. – Мой дядя, потерявший во время войны глаз, превосходно играет на фаготе, но его не возьмут ни в один венский оркестр. Потому что он не немец. Правильно, герр Коржичек?
– Точно, – поддакнул герр Коржичек. – Хоть и фамилия у меня сами знаете, какая, проблема та же самая: все говорят, что кругом одни жиды.
– Я не могу отпустить человека, на аресте которого настаивал герр Маришка, – печально вздохнул инспектор Враницки. – Кто бы он там ни был. Не могу. Ну, фрау, вам пора уходить.
Услышав это, доктор Бэнкс замолкла.
– Можно мне воды? – попросила она.
Ей налили воды. Пока она пила, всхлипывая, одной дрожащей рукой держа стакан, а второй то и дело хватаясь за локоть инспектора, тот прокашлялся.
– Ладно, – проговорил. – Напишу-ка, что вышло недоразумение.
Стакан упал и разбился.
– Эх, дамочка, дамочка, – покачал головой инспектор, становясь за конторку в углу и при помощи линейки проводя карандашом жирную линию в журнале. – Выскакиваете черт знает за кого, а потом в слезы.