– Ваше величество, – и только поднявшись, она увидела его. В свете свечей Петр напомнил ей одну фреску, которую она видела, пока жила в Испании: на этой фреске был изображен падший ангел, которого сейчас очень сильно напомнил ей ее жених. Он был такой же: юный, красивый, но его лицо и фигура были наполовину скрыты во мраке. Сходство было настолько сильным, что она вздрогнула, не в силах ни вымолвить слово, ни отвести взгляд. А в голубых глазах, которые медленно осматривали ее с ног до головы, бушевала буря. Взгляд Петра словно обрел вес, а светлая радужка заметно потемнела. Тишина, стоявшая вокруг, казалась звенящей.
Наконец, Петр открыл рот, и проговорил глухим голосом, словно у него горло пересохло.
– Я так понимаю, это мой подарок ко дню рождения? Иначе, как еще понимать то, что вы находитесь в месте, далеком от определения «безопасность», Филиппа?
* * *
Не могу сказать, что новости, привезенные Филиппой слишком меня удивили. Если честно, то я ожидал нечто подобного. Другое дело этот заговор молчания, а также заигрывания с османами Австрии – вот это стало для меня неприятной неожиданностью. К счастью все мои генералы еще не разошлись, и после того как я переговорил с Филиппой с глазу на глаз, очень быстро, только по существу, и между нами стоял стол, я отправил ее отдыхать, а сам пригласил мой военный совет вернуться.
На этот раз паузы затягивались. После того как все почувствовали скорый отдых, узнать, что эта война далеко не последняя из предстоящих в скором времени, было не слишком приятно.
– Крымчаки сейчас точно не нападут, – начал высказываться Бутурлин. – Они народ южный, солнышко уважают.
– Это так, но совершить какую-нибудь гадость, под науськиванием османов и с полного одобрения дивана, вот на это они точно способны, – Салтыков передернул плечами. Он недолюбливал ни османов, ни крымчаков. С чем была связана его неприязнь, сказать было сложно, но она была и это нужно было принимать, как случившийся факт. – Вот же, сукины дети, никак не могут подождать.
– Наивный ты человек, Петр Семенович, – протянул Петька. – Ну кто откажется напасть, коли соседа в это время с другой стороны заклевывают, а если по нам судить, то с трех сторон, учитывая, что калмыки чудят без меры.
– Ладно, поживем – увидим, что сейчас суетиться-то, все одно ничего предпринять не успеем, ежели что случится. Идите, готовьтесь. Выходим через три дня. Митька, задержись.
Когда дверь за шедшим последним Шереметьевым закрылась, я повернулся к своему секретарю.
– Ну что же, пора действовать. Привезешь мне, дальше, я сам, – я подошел к окну и одернул тяжелую штору. Окно выходило на двор, через который в этот момент быстрым шагом прошла Филиппа и скрылась на конюшне. Я невольно нахмурился. Что она там забыла?