Он уходил в комнату, чтобы не видеть, как на его глазах совершалось падение человека. Падение любимого человека. Садился к столу, стискивал ладонями голову…
На другой день она обычно долго не появлялась, была не только физически больной — под глазами синеватые отеки, известковой бледностью отливала кожа, пальцы рук с натруженными веточками вен мелко, будто в них пропускали токи высокой частоты, дрожали, — но и была жалкой, виноватой.
Он не напоминал ей, старался делать вид, что ничего не произошло. Ничего.
И все-таки, как ни прячь, шила в мешке не утаишь. Подобно страусу, спрятав голову в песок, обманываешь сам себя. Для нее, Вали, выходит, нет уже в этом секрета? У женщин ведь интуиция развита тоньше. Сколько еще уготовано в жизни подобных испытаний?..
Нет, в сторону эти мысли! В сторону!.. Он знал — это было его хорошим качеством: умение заставить себя переключиться — об этом не думай, думай вот о том… Военная жизнь, служба научили его. Он попробовал и сейчас настроить себя на размышления о том, что ему предстояло. Попробовал представить, как встретят его будущие товарищи. Какие они — те, с кем теперь придется рука об руку работать; кто он и какой этот Василин и какие у него с генералом Сергеевым отношения? Да и сам Сергеев? Тот ли он, молодой подполковник, командующий артиллерией дивизии? Срок прошел немалый с тех пор, как виделись в последний раз.
Подполковник Сергеев носился по дивизионам, не ведал покоя и сна, мог пригубить чарку; но узнать человека — не чарку выпить: пуд соли надо съесть. У него была привычка: неожиданно, днем и ночью, появляться в подразделениях. Только позвонят с огневой — был начарт, пошел к соседям, на какую-нибудь «Березу», а он, глядишь, сваливается, будто с неба, в окопчик передового наблюдательного пункта и сначала — к окулярам замаскированной веточками перископической буссоли, покрутит влево-вправо. А уже после оторвется: «Что нового, «Камелия»?» Это — позывной дивизиона. Он так и обращался чаще по позывным.
Алексей не мог сдержать улыбки всякий раз, когда видел начарта и его ординарца Ваську: впереди, почти не пригибаясь, под пулями, минами, шагал, выбрасывая негнущиеся ноги, Сергеев, позади упорно семенил, стиснув губы, низкорослый ординарец. У подполковника ТТ не в кобуре — засунут прямо за офицерский ремень без портупеи. У Васьки неизменно два автомата: наш ППШ и трофейный; грудь перепоясывают, совсем как у революционных матросов, крест-накрест ремни: брезентовый от ППШ и черный, лакированной кожи, от трофейного. В вещмешке ординарца за спиной железно позвякивают диски и рожки — никаких продуктов и прочих «непотребных» вещей там найти нельзя. Зато, появляясь на огневой позиции и зная, что теперь подполковник в безопасности, Васька оставлял его, отыскивал старшину, коротко и твердо бросал: «Корми начарта».