Дайте точку опоры (Горбачев) - страница 5

Он сидел на винтовом стуле, на таком же, как и все у индикаторов, — кожаном, с пружинной спинкой, и перед ним был иной экран — не прямоугольный, а кругло-вдавленный, большой, как диск солнца, какое видел утром в степи; экран подсвечен по кольцу, оранжево-яркий, холодный, хотя от шкафа, от муаровых его шершавых боков разливалось тепло. Радиальная линия лучевой развертки, будто тонкое лезвие, упираясь конусом в точку в центре экрана, скользила, оставляя белесый, угасающий след. Высвечиваясь, ложились кольцо к кольцу концентрические тонкие метки дальности. Янов пристально вглядывался: вот оттуда, от края экрана, появятся белые точки, отметки самолетов, появятся — и медленно, неотвратимо, с каждым новым пробегом развертки, поползут к вычерченному тушью на стекле усеченному конусу — позиции комплекса «Катунь» в микроскопическом масштабе. И Янов волновался, не отрываясь от экрана, вслушиваясь в ритм и пульс происходящего вокруг, ощущая напряжение всех за пультами, ощущая себя частицей громадной и сложной машины, сложной жизненной связи, что возникала тут и входила в него, Янова, через все поры, клетки, особо чувствительные в эту минуту, словно болевые нервы. Под воротником шею обволокла испарина, несмотря на то что здесь было прохладно: мощные вентиляторы гнали свежий воздух по шкафам — передающим, индикаторным, энергетическим, — отсасывали тепло от разогретых шкафов с тысячами ламп — разными диодами, пентодами, тетродами… Всех их названий Янов и не помнил! Только огненно-алые точечки-глазки их накальных нитей свидетельствовали, что они участвовали в невидимой и важной работе.

По оранжевому кругло-выпуклому плексигласу в томительном однообразии скользил луч развертки, и Янов снова подумал, что вот-вот из-за окрайка экрана выплывут отметки самолетов, и с невольной симпатией вспомнил, как после разговора с Москвой связался из кабинета начальника полигона с авиаотрядом, с майором Андреевым… Рисковый парень! Сколько уже выводил и какие выводил самолеты в «зону» на смерть, под ракеты, выводил, а сам катапультировался, выбрасывался на пустырь, в степь! Всплыл тот случай на «миге»… Выведя его в зону, Андреев не выбросился, хотя и сообщил, что выбросился, а начал выделывать «пируэты» (после объяснял: «Интересно было, выдержит или нет эта чертяка-ракета, да и посмотреть хотел, что мне теперь делать в авиации?») и чудом спасся, успев перед самым носом ракеты завалить истребитель в отвесное пике. «А ведь герой, герой!..»

Янов и сам не заметил, как улыбнулся при этом воспоминании и повеселел, — быть может, впервые за трудное, рано начавшееся утро. Кто-то откинул плотную дверную штору. Свет, скользнув по блокам, плеснул отраженно в глаза, привыкшие к темноте. Янов обернулся на скрипнувшем пружинном стуле. В индикаторную вошла группа «промышленников»: невысокий, аскетически суховатый, в распахнутом макинтоше главный — Борис Силыч Бутаков, доктор наук, и четыре ведущих конструктора по системам «Катунь».