Процесс умирания оказался настолько всеобъемлющим и качественно отличающимся от моей прежней жизни, что мне пришлось отказаться почти от всех былых привычек, связанных с работой. Думать об этом мне было некогда, но, в сущности, шла борьба между двумя противоположностями: мной прежним и мной новым, формирующимся изо дня в день. Эта борьба, а вовсе не само умирание, и стала самым трудным испытанием для меня. Нелегко, с одной стороны, оставаться руководителем, менеджером, а с другой – раз и навсегда отказаться от лидерских привычек. Какая часть меня уцелела? Какая потерялась? Что мне поможет? Что навредит? Стану ли я гибридом самого себя, только «до» и «после»? Это хорошо? Неизбежно? Увенчается ли процесс триумфом истинного «я»?
Чему конфликт в моей жизни может научить других людей, какую пользу принесет им?
О себе я рассказываю для того, чтобы все, кому не досталось подобного «дара», извлекли для себя пользу на будущее (надеюсь, отдаленное) или настоящее (надеюсь, насыщенное). Буду рад, если читатели поймут, как важно осознать собственную смертность и связанные с ней вопросы, причем лучше раньше, чем позже, а мой опыт и взгляды помогут им не только в смерти, но и в жизни.
Почти ровно четырнадцать лет назад медсестра вложила в руки Коринны только что родившуюся Джину. Я придвинулся ближе к жене и новорожденной дочери, испытывая благоговейный трепет. Малышка была поразительно прекрасна, разве что немного помялась в пути. Не успел я прикоснуться к ней, как она, к моему изумлению, сама протянула ручонку и ухватила меня за палец. И крепко сжала его.
Тень потрясения легла на мое лицо.
Два дня я провел как в тумане. Моя непривычная отрешенность не ускользнула от внимания Коринны. Наконец она не выдержала и спросила напрямик:
– Что с тобой? Ты на себя не похож.
Я отвел глаза.
– Скажи, что случилось?
Отмалчиваться дальше я не смог.
– Когда малышка схватила меня за палец, до меня вдруг дошло, что когда-нибудь придется с ней попрощаться.
Вот оно, счастье. И горе. Вот чем оборачиваются встречи и приветствия. Рано или поздно наступает момент прощания. И не только с близкими и родными вам людьми, но и с целым миром.
Роль бизнесмена мне очень нравилась, но затем пришел день, когда я утратил возможность играть ее. Прежде чем угаснет свет моего разума, а удлинившиеся тени скроют из виду все вокруг, я способен, по крайней мере, повелевать прощанием.
Хочу жить вечно. Пока получается.
Стивен Райт
Кто я?
В прошлой жизни, когда я был председателем совета директоров и главой компании KPMG (стоимость 4 млрд долларов, 20 тыс. служащих, основана более века назад, входит в четверку крупнейших аудиторских компаний Америки), у меня порой выдавался идеальный день: я лично принимал одного-двух клиентов, что особенно любил. Встречался с кем-нибудь из непосредственных подчиненных. Беседовал по телефону с партнерами из Нью-Йорка и со всех концов страны, выяснял, чем могу помочь им. Решал несколько проблем. Иногда обсуждал с кем-нибудь из конкурентов совместную работу ради достижения общих профессиональных целей. Выполнял многочисленные дела по списку из электронного органайзера. Двигался вперед хотя бы в одной из трех областей, к улучшению в которых стремился с тех пор, как три года назад был избран партнерами на руководящий пост: добивался роста нашей фирмы (и неудивительно – чтобы выжить, любая компания должна развиваться), повышал качество услуг, снижал риск и, что самое важное для меня и для долговременного успеха компании, старался сделать нашу фирму как можно более удобной для работы и престижной, а жизнь наших сотрудников – более гармоничной. Я уже давно понял, что работа пойдет успешнее, если служащие компании поймут, что и в офисе, и за его пределами они представляют собой части единого организма, а не обособленные и конкурирующие существа.