Я допила какао с пряником и сыто откинулась на стуле. Мышцы живота и ребра все еще болели, но на сытый желудок и выспавшуюся голову, это воспринималось не так остро.
— А хочешь послушать колокола? — Вдруг оживился Сережа. — Церковные колокола, это нечто потрясающее. Особенно, когда находишься непосредственно на колокольне, и сам создаешь мелодию. Идем, я покажу.
Я с интересом поднялась за ним, на самый верх деревянной вышки. Там, под крышей, висели колокола. Большие, поменьше, совсем крохотные. Их было очень много, и от каждого отходили канатные дергалки. Это понятно, за которые дергают. А колокол звенит.
«К этому надо привыкнуть», думала я, пытаясь не оглохнуть. Но пару минут спустя начала втягиваться, различать мелодию, и получать дивное наслаждение. Сережа уже перестал играть, а мелодия все плыла, звонко разливаясь в морозном воздухе. Я зябко поежилась, холодно, но уходить совсем не хочется. Священник куда-то ушел, но вскоре вернулся с бутылочкой «Кагора», и двумя разовыми стаканами.
— Причащаться будем? — удивилась я.
Он засмеялся.
— Греться будем, Томочка. Греться, и очищаться.
— В каком смысле? — Поинтересовалась я, отпивая сладкое вино. Вкусно. Допивала залпом.
— Всем нам есть от чего очиститься. Кому-то от грехов, кому-то, от тягостных воспоминаний. — И он взглянул на меня с выражением вселенского папочки. Ох, как я это не люблю. Щаз начнет исповедовать.
— Что Вы, батюшка! Какие грехи, какие воспоминания? Я слишком юна, и память у меня девичья!
— Ну, нет так нет. Тогда просто греться. — И он разливал вино по стаканам. Разливал и разливал, пока меня не понесло. Я начала изливать душу.
— Знал бы ты Сережа, как тяжело, когда, помимо тебя в семье, еще несколько десятков голодных ртов, босых ног, и сильных рук с прицельным хуком слева! Там, не то что лишнюю крошку, свою-то долю не оторвешь! Тебе быстренько объяснят кому она нужнее. И ты со своим «ударили по правой, подставь левую», сдох бы через неделю, от побоев, голодной смертью.
— Нужно быть терпимее, Тома, к людским слабостям.
— О, я терпелива, видит Бог, как я терпелива! Но всему есть предел. Я не претендую на звание святоши. Для меня это слишком. У святых нет ничего своего, они все отдают, то ближним, то не очень. А у меня, есть, как минимум, чувство собственного достоинства. И, боюсь, что это последнее что я отдам, и только через собственный труп!
Возможно, мне не стоило больше пить, но после очередного глотка становилось чуть теплее. А уходить так не хотелось.
— Довольно дискуссий. — Язык у священника стал немного заплетаться. — Лучше расскажи, у вас с Кириллом все нормально? Он не объяснил мне, что случилось. Уложил тебя, велел лечить, и тут же куда-то умчался.