— Мне нужно увидеть другие дела. Сейчас я мало знаю, кроме того, что он умен и терпелив. Он все планирует и не действует импульсивно, — меня осенила новая мысль, которая должна была прийти мне в голову сразу же, как только я услышала о его роли в защите. — Ты вызовешь меня для дачи показаний?
— Это зависит от того, что ты решишь, просмотрев дела. Если твои заключения совпадут с моими подозрениями, тогда да, — его взгляд имел на меня чуть ли не наркотическое влияние, которому трудно было противостоять.
— А если я решу, что Рэндалл Томпсон виновен?
Он издал короткий смешок, но я не поняла, что его развеселило.
— Я не вызову тебя для дачи показаний, если ты решишь, что он виновен, — он подтолкнул дело Гейба ко мне. — Оставь это себе. Я отправлю копии остальных. Когда ты закончишь с ними, я организую тебе интервью с Рэндаллом, — он встал, скользнув штаниной брюк по моим обнаженным коленкам.
— Почему я? — я встала и повернулась к нему.
Он замер:
— Ты спрашиваешь об этом второй раз.
— В прошлый раз я считала, что ты хочешь получить психологический портрет убийцы твоего сына. Но это нечто другое. Нечто большее. Может оказаться, что ты борешься за освобождение убийцы. На кону жизни.
— Жизнь моего сына была на кону, и я потрачу каждый день, пока дышу, чтобы убедиться в том, что каждый, кто был способен предотвратить или кто стал причиной его смерти, за это ответит, — он с такой ненавистью уставился на меня, что мне пришлось отступить.
— Мы переспали, — напомнила я. — На перекрестном допросе это может быть использовано для дискредитации моих показаний. Есть другие психиатры, которые не подвергли бы тебя такому риску.
— Никто об этом не узнает. Я никому не говорил, — он заглянул мне в лицо. — А ты?
— Да. Я рассказала коллеге, — я покраснела, стыдясь своего признания.
— Ты веришь этому человеку?
— Да.
— Тогда все в порядке, — он пожал плечами.
Ничего не было в порядке. И правильностью здесь также даже не пахло. Какок-то некорректное уравнение. Он, защищающий Рэндалла. Гейб, умерший всего десять месяцев назад. Я, сопротивляющаяся влечению, но при этом копась в самых интимных подробностях его жизни.
Мы были разбитой машиной, несущейся с выключенными фарами и сломанным рулем по шоссе. Я могла пристегнуться, могла потянуться и включить сигнальные фары. Но я не могла остановить машину, и мне не удавалось открыть дверь и выпрыгнуть.
Приближалась катастрофа — и я просто не знала, как она будет выглядеть.