Советскому руководству были также известны изоляционистские настроения в американском истэблишменте и то, что американский президент придерживается стратегии невмешательства, считая положение Англии критическим и почти безнадежным. В то же время в случае нейтралитета США возникала опасность того, что Великобритания может всерьез рассмотреть предложения Германии о сепаратном мире. Сталин получил детальную информацию на этот счет и понимал, что Запад может оставить Советский Союз один на один с нацистской Германией[1939].
По всей вероятности, именно неясность позиции Великобритании давала Сталину основания для оценки информации о скором германском нападении как стремлении Англии втянуть Советский Союз в войну с Третьим рейхом. В июне англичане неоднократно передавали советскому послу в Лондоне Майскому сведения о подготовке немцев к нападению на СССР, но вряд ли это вызывало доверие у советского руководства. 15 июня 1941 года Черчилль проинформировал Рузвельта о том, что Германия готова напасть на СССР, и получил его заверения, что он готов публично поддержать «любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника»[1940].
С другой стороны, очевидно, что односторонние советские расчеты на новые договоренности с Германией и попытки отсрочить германское нападение путем политики непровоцирования потенциального агрессора не оправдали себя. Поэтому анализ документального фактического материала политического, дипломатического, разведывательного характера позволяет сделать вывод, что одним из главных просчетов советского руководства накануне войны было то, что оно не сумело правильно уловить тот переломный момент, когда нужно было принимать решение о переходе армии и страны на полный режим военного времени. Перед войной резко снизилась и политико-дипломатическая активность СССР. В пропаганде на международной арене по-прежнему доминировали идеологизированные подходы.
Предпринимая меры по повышению боевой готовности войск, военное и политическое руководство СССР, опасаясь спровоцировать Гитлера, не сделало главного: своевременно не привело в полную боевую готовность предназначавшиеся для отражения первого удара противника войска прикрытия, которые находились в более укомплектованном состоянии. А ведь войска первого оперативного эшелона чаще всего дислоцировались на значительно большем расстоянии от намеченных для обороны рубежей у западных границ, чем противник, и им требовалось время для занятия оборонительных позиций. В итоге планирование оказалось нереальным, а проводимые накануне мероприятия – запоздалыми. Просчеты, допущенные советским политическим и военным руководством в оперативно-стратегическом планировании, пришлось срочным порядком исправлять уже в ходе начавшейся войны.