— Кажется, у вас нет часов… — после короткой паузы отозвался седой, чуть дружелюбнее, буквально самую малость. — И сомневаюсь, что они есть во всем этом… городишке.
— Но мне известно, что такое «минута», — скупо улыбнулся Сантели.
— Да, судя по всему, мы оба знали лучшие времена, — седой вернул такую же сдержанную улыбку. Похоже, он заинтересовался разговором.
— Да уж, — нейтрально заметил бригадир. Немного помолчал и решил не тянуть тагуара за язык, а рубить сплеча.
— Тысячу извинений, если мой вопрос покажется вам неуместным, однако… позвольте, я угадаю природу ваших занятий…
— Вы уже правильно угадали, — резко оборвал его седоусый. — Как и ваш спутник, который стоит у той стены и делает вид, что не смотрит на меня из-за кружки. Ему явно привычна тяжесть рыцарского копья и таранного боя.
— Э-э-э… — Сантели впервые за очень долгое время оказался в замешательстве и замешкался с ответом.
— Но я не ищу здесь работу, — строго продолжил боец. — Не имею никакого желания снова убивать живых людей.
Сантели возвел очи горе и подумал, что должно быть сам Пантократор помогает ему, сначала посредством Кая указав на пришельца, а теперь выводя разговор в самом наижелательном направлении. Случайная оговорка позволила сразу перейти к главному.
— Понимаю, — качнул головой бригадир и выдержал паузу. Впервые он поймал в непроницаемом взгляде седого что-то, похожее на искру интереса. — А что бы вы сказали о мертвых людях?
Воцарилась тишина. Бретер — а это точно был бретер, настоящий, столичной школы, обоеручный фехтовальщик — внимательно смотрел на бригадира. Наконец его левая рука дрогнула, и Сантели машинально сжал челюсти, готовый парировать удар. Ну, или хотя бы попытаться. Седой достал из-под стола пустую, безоружную ладонь, оперся локтями на темные доски, вновь пригладил усы, на этот раз оба сразу.
— Шарлей. Мэтр Шарлей, — нехотя представился он, не подавая, впрочем, руки. Просто обозначая, что пока готов слушать дальше.
— Сантели. Признаться, у меня немного пересохло в горле, — здесь бригадир нисколько не покривил душой, обычные переговоры на Пустошах требовали простой вежливости, но без всей этой словесной эквилибристики. — Пока я говорю, не откажете ли в любезности разделить со мной кувшин пива? И, быть может, чего-нибудь пожевать, просто чтобы пиво не впустую в горло лилось?
Бретер молча склонил голову, любопытство явно боролось в нем с общим нежеланием сходу ввязываться во что-то непонятное. И все же он слушал бригадира.
— А дело вот в чем… — начал Сантели, понизив голос и склонившись в сторону мэтра.