— Не отдам! Пусть приходят и забирают!
Пробовала уговорить его и Бронка, но Зенек цыкнул на нее и велел заниматься своими делами. Спрашивали, на кой черт ему нужна эта железяка, в кого он будет стрелять. Зенек не отвечал, молча смотрел в сторону.
По деревням ездили солдаты, извлекали оружие из тайников, из-под крыш, из-под перин. Работники органов госбезопасности цеплялись за малейшие следы.
Некоторые ночью бросали оружие в Вепш, другие закапывали его, сами не зная, зачем. Те, кто не сдал его вовремя, теперь боялись поверить в амнистию и с учащенно бьющимся сердцем прислушивались по ночам к шуму моторов ехавших по шоссе автомашин.
Но были и такие, которые прекрасно знали, зачем они прячут хорошо законсервированные автоматы и винтовки. Они ждали только сигнала — начала войны.
Одним из таких людей был Феликс, сосед Тымека. Всю зиму прятал он у себя в доме двух «лесных братьев», а сам внимательно наблюдал за жизнью деревни и дважды в месяц ходил на мост и оставлял под поручнем донесение, написанное на вырванном из тетради листке. Донесение исчезало, и Феликс знал, что оно дошло по назначению.
Ранней весной «жильцы» покинули дом Феликса, наказав ему держать тайник в готовности и пообещав, что скоро все окончится — вспыхнет война. Надо только набраться терпения.
Когда Феликс остался один, его охватил страх. Ведь его соседом был друг пепеэровца — Тымек Сорока. Одно неосторожное движение, одно неудачно сказанное слово — и он погиб!
* * *
Хелька так и не поехала к Станкевичам. Несколько раз она ходила на станцию, однажды даже купила билет, но всегда в последнюю минуту возвращалась домой: не могла решиться. Она не знала, как примет ее Зенек, и чувствовала, что очень виновата перед ним.
Когда она встречала кого-нибудь из деревни, то спрашивала о Станкевичах, о Зенеке. Ей отвечали общими словами, уклончиво, а кое-кто откровенно крутил пальцем около, виска.
* * *
Река вернулась в русло. После весеннего оживления Вепш снова тек спокойно, лениво. В деревне зацвела сирень, потом жасмин и черемуха. Люди, занятые повседневными делами, поглощенные работой, не заметили даже, что в деревне что-то изменилось.
Зенек, предоставленный самому себе, часами смотрел на покрытые белыми цветами кусты. Потом снова сидел у реки, уставившись на воду. Ни с кем, кроме маленькой Хани, он не разговаривал.
В деревне работали от зари до глубоких сумерек: пахали и сеяли, сажали картошку, табак, свеклу. В погожие дни дома оставались только старики и дети, остальные шли в поле.
В тот день Тымек распахивал под картофель самый нижний участок поля на выселках — оттуда только несколько дней назад сошла вода. Было тихо и безлюдно. На этих размокших участках приступали к работе поздно — иначе лошади и инвентарь вязли в земле. Тымек немного поспешил. Лошади с трудом вытаскивали ноги из мокрой земли, и на каждом развороте приходилось вытирать загрязненный отвал плуга. Немного рановато, это правда, но всю остальную землю он уже обработал, а во время весенних работ сидеть без дела дома не хотелось. Весной каждый день на учете.