— Ты окончательно потеряешь рассудок из-за этих покойников, — стращала его мать, когда он ночью просыпался от собственного крика.
Зенек ничего не отвечал, а наутро снова шел на реку, на свое обычное место. «За что вас погубили? — думал он. — За что? Что вы сделали этим негодяям?»
Однажды он встретился с Иренкой — она пришла на реку. Зенек оглянулся: она стояла у него за спиной, и скрыться было некуда. Минуту они молчали. Он глядел на нее снизу вверх, как когда-то на немецкого солдата, и охотно провалился бы сквозь землю. Ему было стыдно так сидеть, но было стыдно и встать.
— Сидишь? — спросила она.
— Да вот сижу…
— Плывут? — Кивком головы она указала на реку.
— Сегодня еще не плыли.
Снова наступило молчание. Он нервно ковырял землю, она поправляла волосы.
— Один сидишь?
— Как видишь…
— Зенек…
Он поднял на нее глаза.
— Зенек… — снова повторила она.
Он не отозвался.
— Зенек, Стах хочет на мне жениться.
— Пусть женится… Мне-то что до этого?
— Но я не хочу.
— Тогда не выходи за него.
— Зенек… я хотела… хотела тебе что-то сказать.
— Говори. — И он снова уперся взглядом в траву между вытянутыми ногами.
Иренка присела на корточки около него:
— Не знаю, как тебе сказать…
— Тогда не говори.
— Почему ты такой?
— Какой? — Он не поднял головы.
— Людей избегаешь, на реке прячешься, становишься диким.
— А тебе какое до этого дело? — Он чувствовал, что сейчас закричит или разрыдается.
— Помнишь, Зенек…
Он уперся рукой о землю, пружинисто оттолкнулся и встал, распрямившись:
— Ничего не помню… Ничто меня не касается… Пошли вы все… Весь свет…
Она расплакалась, и Зенек смягчился:
— Чего ты, наконец, хочешь от меня?
— Если ты скажешь, чтобы я не выходила за Стаха, я не выйду.
— Ну и что?
Иренка встала, вытерла глаза и, не сказав больше ни слова, пошла в сторону деревни.
Он снова сел и задумался.
Возле самого берега плыл труп мужчины. Зенек вздрогнул.
— Если что на роду написано, того не избежишь, — прошептал он очень тихо.
Месяц медленно бледнел, небо на востоке начало светлеть. Зенек приостановился: что это — солнце всходит или горит где-то? Нет, это рассвет. Он ускорил шаг. До дома оставалось километра два. Опаснее всего идти через деревню: каждый остановит, будет спрашивать. Что он должен отвечать? От ходьбы болело все тело. Однообразным движением он выбрасывал вперед негнущуюся ногу, затем наклонялся…
В деревне его никто не заметил. Рассвело, когда он входил на отцовский двор.
Услышав скрип калитки, мать беспокойно заворчала в кровати:
— Старый, Зенек снова где-то шастал. Всю ночь его не было и постели.
— Не твое дело. — Разбуженный Станкевич потянулся за кисетом с махоркой, медленно, покусывая край газеты, сделал самокрутку и закурил. Потом встал и вышел на кухню. Как раз в это время Зенек открывал дверь.