— Не поможет.
— Попытка не пытка… Пусть узнает Юмагулов о приказе Валидова. Ведь этот приказ провоцирует контрреволюционное восстание!
— А кто такой Юмагулов?
— Председатель Бюро коммунистов Башкирской республики.
Загит обрадовался:
— Если он коммунист, то обязательно поможет!..
Трофимов промолчал, — пожалуй, он сомневался в коммунистических убеждениях председателя Бюро.
Друзья надели шинели и пошли на почту. Пока телеграфист вызывал Стерлитамак, Загит курил, а Николай Константинович писал что-то в полевой книжке командира. Наконец аппарат прострекотал, выбросив извивающуюся ленту: «Юмагулов».
«Товарищ Юмагулов, здравствуйте. Трофимов из Кэжэнского канткома. Военком кантона получил телеграмму Валидова о наказании плетьми призывников, уклоняющихся от мобилизации. Если мы начнем пороть парней, чего не было в Башкирии с времен Николая Первого, то взбунтуем народ против советской власти».
Юмагулов не ответил, а после минуты молчания спросил:
«Есть у вас еще какие-либо вопросы?»
«Здесь, товарищ Юмагулов, положение трудное. В канткоме и кантревкоме нет денег, дров, керосина, хлеба. В аулах начинается голод. Народ ропщет. Если немедленно не будет оказана помощь, то я поеду в Стерлитамак».
«Приезжайте. Здесь и поговорим. Конец».
Трофимов с досадой махнул рукою, но не забыл поблагодарить телеграфиста за редкую по тем временам исправность связи.
Ночь стояла морозная, звездное небо в вечном своем молчании сняло, сверкало, переливалось мириадами далеких огней. Поселок зарылся в сугробы — ни стука, ни шороха, ни скрипа полозьев не раздавалось на пустых улицах, даже собаки забились в конуры, не нарушая тишины сторожевым лаем.
— Вот такие дела, браток, — вздохнул Трофимов. — Не раз я говорил тебе, что удержать власть труднее, чем завоевать ее… Ну, мы падать духом не будем, да?.. Придется ехать в Стерлитамак. Может, вместе поедем?.. Нет, нет, оставлять кантон без присмотра нельзя! Чую я: в кантоне затевается что-то опасное. Тебе, чекисту, надлежит глядеть в оба. Враги в подполье собирают силы и, вероятно, ждут сигнала. А начавшийся в аулах голод умножает их сторонников.
— Надо беспощадно уничтожить всех врагов! — запальчиво воскликнул Загит.
— Согласен. Но что ты будешь делать с обманутыми, отчаявшимися от голода и невзгод? — вместо ответа спросил Трофимов. — Вот то-то же, браток.
Он тяжело, с надрывом закашлялся, худое лицо посинело, на лбу высыпали, будто мелкий бисер, капли пота. После долгого приступа удушья Николай Константинович совершенно обессилел и беспомощно наклонил голову.
«Да ведь он совсем больной!.. Как это он поедет в Стерлитамак, и голодный, и немощный? Надо сказать врачу. Однако и отговаривать его от поездки невозможно…»